|
Гоголь привез из Рима котел для приготовления блюда под названием «паста альденьте». Но русским дворянам не нравились недоваренные макароны, и он грустил по этому поводу. Но это, конечно, не главное – он почувствовал, что не пишется. Другими словами, он перестал быть равным царю. Страхи от возможного творческого кризиса преследуют не только маститых. Вот зарисовка с натуры. Конечно, неловко цитировать себя, любимого, после стольких великих имен, но это мой текст, мой сон, мой бред. Итак, однажды ко мне пришел гость. Он пришел очень поздно – уже в темноте, Слишком долго курил и угрюмо молчал, А в моей‑то каморке, в такой тесноте – Только руку подай да коснись ты плеча! Он давно не пацан, хоть по‑детски непрост – Убивал, умирал, а вот в ухе – серьга… И всего‑то хотел он задать мне вопрос, От которого я тридцать лет убегал. Он сказал: «Вот стихи. Может быть, я – поэт? Что же делать? Они мне уснуть не дают. Сжечь? Печатать? Прочесть? И – на старости лет – Позабавить весь свет. мать твою!» Я сказал сгоряча: «Ты, браток, не дури! В сорок с хвостиком все начинать – миражи! Жить не можешь без. виршей? Так лучше умри! Но не порти себе и семье своей жизнь. Ты в Чечне воевал! – я орал. – Ты – осел! Где здесь Бог, где здесь черт? Далеко ль до беды?» Он ответил: «Хочу рассказать обо всем, Написать без вранья и другой лабуды». Я сглупил, мол, Булгарин, рубака шальной, Видел крови побольше, чем Пушкин – чернил, Только лучшую вещь о кампании той Граф Толстой – ты пойми! – через век сочинил. И случится же так – и стихи хороши, И печатают даже, а славы все нет… У людей, что вокруг, не хватило души? Или зелено время, как кислый ранет? «…» Я сказал: «Покрестись! Будет легче дышать. Может быть, и подскажут – нужны ли стихи». Он ответил: «Потом. Не готова душа. Слишком много я дел наворочал лихих». Мы поссорились в хлам, а потом он спросил: «Почему люди пишут? Ты знаешь! Ответь!» Я тогда прохрипел: «Что ж, ты сам попросил.. Потому что они… близко чувствуют смерть! И тогда уж – хоть строчкой остаться, стишком, А при жизни – из грязи да в князи попасть… А у нас это просто – ходи дундуком, Сдай две книжки, и ты – поэтический князь. А другие, спрягая, склоняя слова, С целым миром ведут мировую войну, Так, что катится с плахи у них голова, Да и в сердце стреляют во вражьем плену. Там не совесть у них, а для всех – прокурор, Если предал себя, то уж прости, Получается – вынес себе приговор, — 49 —
|