Музыкальная терапия в эпоху Водолея

Многие композиторы отмечали эффект наития в творчестве. Не случайно само слово вдохновение (кто-то вдохнул в художника сочинение) свидетельствует об этом первоначальном смысле. И. Брамс утверждал в одном из писем: “Я не несу никакой ответственности за свою музыку: она мне дана какой-то особой силой. Я несу ответственность только за то, как я ее оформил”. Л. Бетховен восклицал: “Вы думаете, я мыслю о какой-то проклятой скрипке, когда дух говорит со мной?..” П. Чайковский неоднократно подчеркивал, что вдохновенье неподвластно непосредственной воле человека, что здесь возникает особое состояние повиновения внутреннему голосу, некой сверхъестественной силе, которая движет творцом. “Музыка просто прет из меня” , - писал он П. Юргенсону. В таком состоянии это не труд, а наслаждение, работа идет с совершенно непостижимой легкостью. Забываешь все, душа трепещет от какого-то совершенно непостижимого и невыразимого сладкого волнения, решительно не успеваешь следовать за ее порывом куда-то, время проходит буквально незаметно.

Можно предположить, что эта зародышевая, исходная сущность второго, творческого Я художника идентифицируется с сокровенным ядром личности, в котором, по словам индийского философа Вивекананды, представлено ядро космоса, где при глубокой медитации ощущаются вибрация и музыка Вед, звучащая как многоцветный аккорд в голубом холодном огне.

Все представляет собой вибрацию, или, как сказали бы древние индусы, Нада Брахма: весь мир — это звук. Все мироздание, и даже пустота, является вибрирую­щим звуком. «Бог, или Брахма, первичная сила Космоса и его Творец, представляет собою поток звуков и внутреннюю сущ­ность человека и всего живого, — говорит музыковед Иоаким-Эрнест Берендт. — Неповторимый звук лежит в основе всего бытия: само бытие — это Нада Брахма».

Не случайно музыкальная теория, объясняющая происхождение гармонии, занимает центральное положение в художественной системе авторов древнекитайского трактата “Люйши чуньцю”: она насквозь космогонична. Художественно-философская задача авторов “Люйши чуньцю” заключалась в том, чтобы в наглядных образах показать, что звуки, сопровождающие движение явленного мира – музыкальные звуки, что их последовательность (син) образует гармонические сочетания, что космос - музыкален. Авторов трактата привлекала идея фундаментальности космических процессов по отношению ко всем иным планам бытия. Начало каждого нового цикла в явленном мире, отражающее переход Системы в следующее состояние, должно было сопровождаться соответствующими звуками, цветовыми и пространственными проявлениями – образами-символами-знамениями. Музыка считалась таинственным даром, перешедшим к нынешним поколениям от героев архаики, а к тем, в свою очередь, - от божеств-предков. Она-то и несла в себе «знание предков», облеченное в числовые соотношения. Лежащие в основе ладотональностей и древнейших мелодий числа придавали ей магические свойства.