Расписываться он не стал. «Я человек осторожный: вдруг потом кто-нибудь неприятный рядом поместится». А вот интересная подпись: «В. П. Максимова Теперь в театре настоящих комиков, комиков до кончиков ногтей, не бывает. Народ все серьезный и образованный, Максимов родился комиком и жизнь прожил комиком, на сцене и в быту. Играл всегда с удовольствием и жил с удовольствием. Показывали грим к спектаклю «Идиот». Актеры один за другим выходили на центр сцены под свет прожекторов. Вышел Максимов в гриме Фердыщенко. – Что это? – воскликнул Товстоногов в зале. – Василий Павлович, что вы натворили? – А что именно? – спокойно спросил Максимов. Вид у него действительно был чудовищный. Наклеено, намазано, налеплено – и борода, и усы, и баки, и ларик, и синяки, и морщины, и бородавка. Словом, за гримом вообще лица не видать. – Это не грим, а сумасшедший дом. – сказал Товстоногов. Максимов спокойно и гордо: – Я ведь не сам, все претензия к гримеру. – Но вы же артист, это же на вас нарисовано. Вы-то видели, что с вами делают? – Не видел. Я близорук. – Так наденьте очки. – А я, наоборот, снял их: Фердыщенко-то без очков. – Василий Павлович, о чем мы спорим! – закричал Товстоногов. – Все снять и сделать нормальный вид. – Но я ведь все равно не увижу, нормальный или не нормальный. – Что значит не увидите! О чем вы говорите! Хоть что-нибудь вы различаете? Меня вы видите? Максимов спокойно: – Вижу какое-то талантливое пятно, но без подробностей. Все грохнули смехом. Максимов вошел а гримерную с зычным криком: «Шаляпин бил своих гримеров!» В этом углу расписалось много поляков. И самый знакомый, самый любимый для всей нашей труппы – режиссер Эрвин Аксер, руководитель варшавского театра «Вспулчесны», поставивший у нас два спектакля. Его личность, его эстетика оказали большое н благотворное влияние на многих наших актеров, Аксер – человек волевой и настойчивый, но воля эта проявляется всегда а форме подчеркнуто вежливой. На репетиции «Карьеры Артуро Уи» Брехта Аксер делает замечания одновременно артисту М. Иванову и ведущей спектакль О. Марлатовой. Его речь звучит примерно так: – Михаил Васильевич, извините, – говорит Эрсин с сильным акцентом. – так-то все есть, нормально, но нужно помене. Не надо со всех сил. Не надо, это театр, это шутки... А, Оля, спасибо, что вы подошли, я просил ставить загородки левее на пятнадцать сантиметров, почему это не выполнили? Это театр, дорогая, это не шутки... Михаил Васильевич, вы должны легче, не страдайте сами, вы показывайте страдание, а не страдайте, это театр, это шутки, понимаете? Извините... Оля, это косо встало, это совсем просто должно быть... как по-русски «просто»? Да, прямо должно быть. Следите за этим, спасибо вам. Это же театр, это не шутки... Михаил Васильевич, понимаете – это театр, это шутки... извините. — 92 —
|