|
«Корсетка моя, Голубая строчка. Мне мамаша говорила: «Гуляй, моя дочка!» Я гуляла до зари, Ломала цветочки, Меня милый целовал В розовые щечки». Раневская замолкает. Как это было спето! Удивительно. Никогда не слышал, чтобы задушевное было так звучно, а звучное так задушевно. — Фаина Георгиевна,— сказал я,— эту песню вы будете петь в спектакле, обязательно. — Вам понравилось? — Очень. — Нет, нельзя. Этого нет у Островского. — Я думаю, Островский бы не возразил. — Ну что вы, что вы! Это нельзя. Запись в дневнике: «21/111 — пятница. Репетиция № 48. Раневская забыла дома роль, очки и деньги. Я суфлирую. Сцены третьего акта, Полностью разболталось все, что было намечено. Спор о перемонтаже четвертого акта. Я встал железно и убедил ее в ненужности монолога «Эка тишина, точно в гробу» — в этом месте психологически невозможно (перенести в первый акт). Сцена с Поликсенон пока оставлена, но должна быть ликвидирована — убежден. Попытка финала. Все разваливалось, но удержал вожжи. Проба мизансцены — полукруг стульев. Довел до конца. И когда Львов хорошо сне.']: «Запрягу я тройку борзых. Темно-карих лошадей...» — я жестом попросил и Раневская спела; «Корсетка моя...» Все зааплодировали. Появилась надежда. Пение Фаины Георгиевны — шедевр готовый. Им кончать спектакль. Артисты поздравляют меня с состоявшимся экзаменом. Считают, что контакт есть. Скандала я псе же жду, как грозы. Атмосфера должна разрядиться в более художественную. Но пусть это будет перед прогоном в конце апреля». Скандал разразился 14 мая. Раневская посмотрела прогон второй половины первого акта, и ей неожиданно понравилось. Она сказала: «Темпераментно, современно». Начали с начала, с ее сцены. Фаина Георгиевна репетировала с каким-то испугом. Говорила неожиданно тихо, прятала глаза от смотрящих. Я не останавливал; на прошлой репетиции она резко сказала: «Не сбивайте меня!» Реакций не было. Кончилась сцена, и наступила тягостная пауза. Я попросил еще раз сначала. Начали так же. Через три фразы Фаина Георгиевна остановилась. Опять пауза. И тогда она сказала, что отказывается от роли. Объявили перерыв, и мы с Фай ной Георгиевной остались в зале вдвоем. — Я не современна,—сказала она горько.— Я не из этого спектакля. — Фаина Георгиевна, этот спектакль, ее и он будет, не только результат вашей инициативы, но он весь вокруг вас. Вы и есть истинно современная актриса. Баше мышление, ваши парадоксы, ваша острота, невероятность поведения ваших героинь при полной органике. Вот это и нужно, это и есть, а вы себя гасите, мучаете, критикуете непрерывно… — 197 —
|