|
Это сила! Сила нежности. И мы оценим ее. Даже в хозяйке, Мавре Тарасовне, мы увидим, как под тяжелой корой властности зашевелится былая Женственность и былая страсть н тоска по былому — в сцене с Грозновым. Даже в Мавре Островский дает основания для полнокровного слияния красок сатирических и красок лирических. Итак, есть в пьесе и вторая струна пушкинской триады. А третья? Ужас? От третьей в драматическом действии появляется масштаб и рождаются неожиданности. Она нужна. Она не очевидна в избранном и уже полюбившемся нам произведении. Но она заложена. Где же тут хотя бы отголоски темы судьбы, рока, а не просто «случая»? Неужели об удачливости речь? Хотел герой жениться на более знатной и богатой. Правдой не взял, а случай вывез. Так, что ли? И весь сказ? Нет, нет, нет! Воздух времени не позволял отнестись к унижению человеческого достоинства как к водевильной перипетии. Поругание души, безбрежное своеволие тех, кто правит жизнью, мучительное бесправие тех, кто под их властью. Неужели все это можно вставить в золоченую раму общего единения по принципу: в конце концов, все мы хорошие люди, все конфликты — лишь мелкие неурядицы, простим друг друга от широты нашей русской души. Поэт Михайлов, несомненно, известный Островскому, писал: «Спали, господь, своим огнем Того, кто в этот год печальный На общей тризне погребальной, Как жрец, упившийся вином, В толпе, рыдающей кругом, Поет с улыбкою нахальной Патриотический псалом». Неужели Островский похож на такого жреца? Нет, это Амос Барабошев похож на него, Амос, выявленный и высмеянный автором. «Платон. ...за свое образование я личный почетный гражданин. Мухояров. Нет, не личный — а ты лишний почетный гражданин. Барабошев. Вот это верно, что ты лишний. Платон. Нет, вы лишние-то, а я нужный, я ученый человек, могу быть полезен обществу. Я патриот в душе и на деле могу доказать. Барабошев. Какой ты можешь быть патриот? Ты не смеешь и произносить... потому это высоко и не тебе понимать». Амос налился краской от злобы и всколыхнувшегося вчерашнего хмеля. Он, как разъяренный бык; с нарастающей скоростью, тяжело бежит по сцене, готовый все смести на своем пути. Задели его святыню — это он патриот и ему подобные, и не сметь касаться никому этого понятия. Это высоко-о-о! Здесь одна из самых яростных и открытых схваток в спектакле. Я прочел в одной из последних книг об Островском о том, что он любит своих купцов, и положительных и отрицательных, уже за то, что они «свои». Говорится, что Островский — певец русского быта и прославитель его, что протестующие ноты его творчества в большой степени навязаны ему критикой Добролюбова. Да? Разве? — 190 —
|