Как возможно творческое мышление?

Итак, определенные данные заставляют обратить внимание на существование нетривиальных и не вполне объяснимых в рамках современной картины мира корреляций между бессмысленными (для современной культуры) звукосочетаниями самой различной природы (произвольными - как в эксперименте, который анализировался выше, или зафиксированными в традициях древней культуры - как в случае буддистских сутр) и наличием определенного отзвука, реакции на них во внутреннем мире человека. Это обстоятельство наводит на мысль о только кажущейся бессмысленности упоминавшихся звукокомплексов. Очевидно, в глубинных пластах системы личностных смыслов человека им все-таки соответствуют определенные содержания.

При этом возникает вопрос: какова природа этих зависимостей? Как они могли возникнуть, как эволюционировали, если сегодня мы практически полностью утратили представление об их характере?

Все эти вопросы производят впечатление относящихся к весьма узким областям человеческого знания. На самом же деле, ответ на них позволит по-иному взглянуть на многие вещи, фундаментально значимые для понимания природы человеческой мыслительной способности: эволюцию языка и мышления, особенности "внутренней речи", параметры информации, функционирующей на уровне подсознания, и др.

Как следствие, анализ природы творческого мышления может обогатиться за счет более адекватного понимания механизмов оперирования информацией на разных стадиях мыслительного процесса и более верного представления о содержаниях системы

личностных смыслов8, которыми человек оперирует в процессе твор­чества.

Поэтому обратимся к исследованию предпосылок формирования первичных звукокомплексов в процессе филогенеза.

Если мы сегодня зададимся вопросом, представляет ли собой слово форму образной или символической репрезентации информации, то, вероятнее всего, будет утверждаться последнее. Но должны ли мы считать, что так было всегда? А может быть можно предположить, что на стадии зарождения речи слово, звучащее слово (а вернее, некоторый звукокомплекс), выступало как спонтанная форма образной репрезентации информации?

Вообще, здесь следует оговориться, что попытки осмысления принципиально иной реальности в терминах современной культуры, о которых уже шла речь, находят свое выражение и тогда, когда мы задаемся вопросом, было ли изначально слово средством образного или символического представления информации. По существу, ситуация в этом случае сродни той, которая возникла, когда исследователи задавались вопросом, что обозначали первые артикулированные звуки - слова или предложения?9 Или - возник ли язык на основе предварительного формирования идей? Во всех этих случаях, на наш взгляд, происходит перенесение концептуальных схем более позднего происхождения на осмысление принципиально иного феномена, каким, возможно, было архаичное восприятие. Но за кажущейся очевидностью ситуации кроется определенная методологическая проблема: если мы обращаемся к анализу альтернативных культур, мы волей-неволей оказываемся вынужден­ными рассуждать о формах жизнедеятельности, в некоторых существенных моментах весьма отличных от того, что традиционно для нашей культуры. При этом у нас есть два пути: или изобрести новые термины со строго фиксированными значениями, исключающими кросс-культурный перенос (но это чрезвычайно затруднит чтение и понимание работы), или изначально оговориться, что соответствующие понятия лишь с известной долей условности могут использоваться для осмысления принципиально иной реальности. Мы будем использовать этот второй вариант.