Искусство толкования. Часть 2.

Такая специализация в суждениях о произведениях искус­ства дает иногда парадоксальные результаты. «Казалось бы, человек, занимающийся литературой профессионально, должен понимать ее лучше «простых смертных», но иногда бывает так, что профессионал-литературовед именно вследствие своей профессии (ведь самая суть его профессиональных занятий состоит в том, чтобы «музыку разъять, как труп») постепенно обретает некий дефект восприятия, мешающий ему отличать талантливое от неталантливого, художественное от нехудоже­ственного, подлинное от неподлинного, то есть живое от мер­твого». Этим выводом заключает Б. Сарнов (233, стр.2б5:266) рассказ о том, как академик Ф.Е. Корш не заметил подделки в сочиненном Д.П. Зуевым окончании «Русалки» Пушкина и о том, как некий «поэт» принял стихи А. Ахматовой за свои собственные.

Эти курьезные примеры, как и вывод, к которому прихо­дит Б. Сарнов, показывают роль субъекта в критическом суж­дении с неожиданной стороны: в критике проявляется не только его чуткость, восприимчивость, но и полное их отсут­ствие, и оно может сочетаться и с широкой эрудицией (как у академика Ф.Е. Корша), и с техническим умением (у «поэта»).

Может быть, место и роль субъекта и отношение его к объекту не только в критике, айв самом искусстве меняются в разные эпохи его истории и в разных направлениях, стилях, тенденциях. Искусства «романтические», например, не этим ли отличаются от различных вариантов «классицизма»? Тенден­ции импрессионистические от тенденций натуралистических?

Нужда субъекта в адресате

Главенствование субъективного в художественной критике проявляется не только в ее автобиографичности, искренности и освобожденности от внешних обязательств. Все эти проявле­ния суть следствия того, что новый обобщающий вывод - то главное, ради чего художественная критика существует, субъект критики ищет для себя в стремлении понять и опреде­лить стройность и единство в бесконечном многообразии яв­лений окружающей жизни и отдавая себе отчет в чрезвычай­ной сложности того и другого.

Субъект, занятый познанием для себя определенного объекта, как будто бы вовсе не нуждается в адресате. Позна­ющий берёт - усваивает, а не отдает. Б.Л. Пастернак писал: «Современные течения вообразили, что искусство - как фон­тан, тогда как оно - губка. Они решили, что искусство дол­жно бить, тогда как оно должно всасывать и насыщаться» (213, стр.5). О.Э. Мандельштам утверждал, что поэзия есть сознание своей правоты (170). Поэтому и в художественной критике адресование занимает подчиненное, служебное поло­жение. «Неуменье найти и сказать правду - недостаток, кото­рого никаким умением говорить неправду не покрыть» (214, стр.6). Эта мысль Б.Л. Пастернака прямо вытекает из первич­ности субъекта и вторичности адресования.