|
- Двадцать пять, - бойко ответила она. Я, храня остатки прежней чувствительности, чуть не разрыдался. (Признаки умственной асфексии были на лицо). Все же я продолжил: - А пятью шесть? - Сорок один. - Ну, подумай, - стал упрашивать я. Она посмотрела на меня ясным взором. И сказала: - Я знаю таблицу умножения. Но думать не хочу. Основную воспитательную и просветительскую нагрузку в святом деле возвращения ребенка в сообщество нормальных людей по-прежнему несли мои папа и мама. Занимались с Машенькой музыкой и чтением, водили в музеи и на концерты. Вероника не возражала. Она все больше и больше втягивалась во вкус новой спортивной жизни. Розовощекая, натренированная, отправлялась в утренние пробежки вместе со своими подопечными-спринтерами и стайерами и Шпионовичем во главе живописной группы, наряженной в камуфляжные тона. - Наконец, появился некурящий и непьющий мужчина, - хвалила Вероника главного тренера этой дружной команды. (По существу пока еще уступавший ей в розовощекости самбист-каратист Шпионович сделал то, чего не сумел я. Вдохнул в нее новые силы и жажду полнокровно жить.) С Вероникой я тоже учился обращаться по маркофьевским правилам. Не перенапрягаясь, приноровился получать от нее то, что было надо мне. Я ее хотел – и подводил к тому, что она ложилась со мной в постель. Я не обращал внимания на побочные факторы – ее измены и попытки заставить меня зарабатывать деньги. Надо было в тот момент пообещать, что заработаю, - что ж, я обещал. Получал свое и переставал ее слушать. Отваливался от нее как насосавшийся комар. Я перестал обращать внимание и на свою вечно чего-то от меня хотевшую и тянувшую с меня бесконечные поборы дочку. Я понял, что все равно не смогу воспитать ее похожей на Монику Левински. В самом деле, если бы она чем-либо испачкала свое платье, я бы велел ей как можно скорей его постирать, а не хранить несколько лет в шкафу, сберегая следы любовных утех на подоле или воротнике. Да, я бы велел его выстирать. Ведь я был дурак! И лишил бы свою кровиночку огромных капиталов и блистательного будущего. Ибо по прежнему считал, что немыслимо возводить карьерные построения можно на фундаменте светлого чувства. Стыл и позор искать от любви чего-либо помимо любви! Выгоды и корысти… — 407 —
|