Может ли духовное единство двоих зародиться как бы само по себе, в стремительном потоке времени? Если да, то оно должно быть замешано на единой культуре, на общем понимании ценностей, на одинаковом формировании устремлений. Марку и Белле тут несказанно повезло: они вышли из одного и того же пучка света, в спектре которого центральное место было отведено объединяющей религии, утверждению семьи как первой ценности, уважительном отношении к любви. Женщина способна на великую миссию подруги, когда чувствует себя единственной и всегда любимой; любовь дает ей силы исполнять свою исконную, пожалуй самую главную роль – парящего ангела‑хранителя, жрицы любви и очага. Тут между мужчиной и женщиной действует постоянная взаимосвязь: у мужчины тем больше шансов осуществить самую важную и самую весомую миссию, чем более прочной опорой он располагает; искра жизни женщины и ее способность излучать могучий, нетленный свет жизни напрямую зависит от полученной силы любви. Еще один немаловажный штрих к портрету счастливой семьи: почти сразу после свадьбы они покинули родительскую обитель, взяв курс на Петербург. Рассудили с топографической точностью: лучше рискованное самостоятельное плавание, чем навязчивая опека состоятельных и, стало быть, требовательных родителей. Крайне сложная самостоятельная жизнь практически без быта, на отсутствие которого стойкая Белла научилась смотреть сквозь пальцы, закалила их обоих. Смена грязных, сумрачных мест обитания, странная работа на чуждую идею, полуголодное существование – все это можно было терпеть, и они терпели, сжав зубы. Но неприязненного отношения к своему искусству Шагал выдержать не мог, как не мог принять бездарных управляющих советской культурой, надменно и с осуждающими пустыми взглядами взиравших на его деятельность. И кстати, именно Белла была первой, кто честно сказал Шагалу, что влияние советского чиновника убийственно для его творчества, она оказалась единственным человеком, подсказавшим путь возвращения к истинному искусству. Обостренное ощущение свободы у Шагала не могло вынести Советов; пять лет понадобилось, чтобы разобраться в холодном нутре большевиков и бежать от родины как от черной чумы. Вместе с перемещающимся по миру Шагалом двигалось и расширяющееся кольцо любви, тень признания и славы. Но ему выпало жить в переменчивый век, и вслед за успешными выставками в европейских столицах пришла гитлеровско‑геббельсовская инквизиция: его творения были объявлены «дегенеративным искусством» и многие полотна ожидала суровая участь – сожжение. Но самым оглушительным ударом судьбы, невосполнимой и бесконечно горькой потерей, после которой сама жизнь долго оставалась безвкусной, как высушенные водоросли, оказалась утрата Беллы. Ее смерть «при загадочных обстоятельствах» от неясной вирусной инфекции перевернула все его естество. «Тьма сгустилась у меня перед глазами», – написал он в послесловии к выходящей книге жены «Первая встреча». Она была его ангелом, его музой, его вторым «я» – обратной связью с живым миром. До конца жизни Марк Шагал рисовал влюбленных, парящих любовников и взирающих сверху ангелов. «Моя молитва – моя работа», – говорил он проникновенно, и в словах его проскальзывала забота о душе, о миссии. «Расставание всегда трогательнее встречи. Расставание навсегда, как жгучая теплая рана, как чаша с битым стеклом, которую пьют вместе, раздирая горло в кровь…» — 90 —
|