Стратегии счастливых пар

Из ларца влюбленных

Одним из ключевых нюансов отношений Рихарда и Козимы Вагнер было удачное распределение ролей, при котором не терялась личность ни самого композитора, ни его супруги. Козима оказалась стойкой и сильной фигурой в паре, оказывая поддержку и на духовном уровне, и при решении бытовых семейных задач. Она обладала и изысканным вкусом, и редким женским очарованием. Доказательством этого могут служить множество мужчин, воздавших должное ее стихийной натуре и колдовскому обаянию. Как женщина, она приняла в качестве своей жизненной концепции стратегию мужа, став, таким образом, его продолжением, дополнением и второй ипостасью. Но такая трансформация была добровольной и осознанной; в ней четко усматривается миссия неординарной женщины – хранительницы очага, воспитательницы потомства и невообразимой по духовной силе опоры. В такой роли не ощущалось потери личностной целостности, женщина не растворялась в мужчине, играя свою собственную, выдающуюся роль.

Повторимся, напомнив, что именно Козима сумела придать имени Вагнера особый блеск, создать ауру неприкосновенности и особый, чрезвычайно выразительный оттенок святости. Она ни разу не отступила от семейной идеи после ухода Вагнера из жизни и во многом предопределила и активность в этом направлении их сына Зигфрида. Надо отдать должное и Рихарду, который не подавлял индивидуальность жены. Обладая жутким, почти невыносимым характером, он неожиданно превратился в заботливого мужа и вполне сносного отца.

Козима, приняв духовную концепцию Вагнера и подчиненную роль в отношениях с мужем, тем не менее сумела найти для себя формулу духовного роста. В восприятии этой пары важна и сексуальная сдержанность – Козима фактически отказалась от возможности новой любви после смерти мужа (а ведь в свои сорок пять она имела множество поклонников) и приняла решение реализовать себя в семье, теперь уже через детей. Этот шаг придал союзу сакраментальный привкус божественности и строгого великолепия, а венцом его стало публичное исполнение Зигфридом Вагнером произведений своего отца.

Как все истинно любящие, они были слишком поглощены собой, своей семейной идиллией, чтобы оглядываться на внешний мир. «Нет брачного союза, более священного для всех немцев», – писал восхищенный вагнеровским гением его биограф Фридрих Глазенап. Действительно, силой этой семьи можно считать и то, что наследие Вагнера состоит не только из музыкальных, но и из литературно‑философских концептуальных произведений, а также то, что композитор повлиял на музыку Германии, внес в нее идеи глобализма, проявившиеся в реализации театрального проекта в Байрейте и создании в Баварии школы музыки. Они двигались по жизни как настоящая и, пожалуй, безупречная команда, нацеленная на единые ориентиры в виде признания и творческих достижений, никого не впуская внутрь своей гармоничной сферы, которая оказалась самодостаточной. Бережное отношение к семейной атмосфере и создание блокирующей защитной оболочки для окружающих оказалось одним из важнейших принципов, на которых зиждилось их семейное счастье.