|
Похоже, первая мысль о путешествиях посетила Николая еще в детстве, когда он с почти религиозным восторгом и каким‑то смутным благоговением рассматривал величественную бронзовую фигуру «первого русского плавателя вокруг света» Ивана Крузенштерна, расположенную вблизи дома на Васильевском острове. Небольшие прогулки‑путешествия по окрестностям родительского имения «Извары», подстегиваемые загадочными рассказами о предках, и растущее тайное желание детально разобраться в тайнах прошлого, постичь нечто скрытое от приземленных окружающих все чаще захватывают Николая. Ему было лишь девять лет, когда в имении побывал известный археолог Ивановский, поведавший зачарованно слушавшему его мальчику о древних могильниках в окрестностях «Извары». Конечно, сыграли свою роль и рассказы о ставшем всемирно известным Генрихе Шлимане. С годами все чаще веселым играм со сверстниками Николай предпочитал упоительное пребывание наедине со своими размышлениями. Рано развитое богатое воображение разыгрывало невероятные исторические сцены, он пытливо и восторженно впитывал неповторимые моменты пролетевших столетий, с которых осторожно смахивал пыль тайны. Полет мысли открывал ему такие вещи, которые и не снились никому из его семьи или беззаботных окружающих. Его потрясала, выворачивала наизнанку тишина, в которой он уже в юношеские годы усмотрел первопричину гармонии и возможность незаметно слиться со всемогущей и всеобъемлющей Природой. Да, он другой! Не такой, как отец, размышляющий о каких‑то законодательных тонкостях. Его же увлекают пьянящие закономерности мироздания, а все более глубокие внутренние поиски сказочной золотоносной жилы уводят в совершенно иной мир, наполненный бесконечным романтизмом и духом перемен, в пространство, где царит непреодолимая сила визуальных ассоциаций, ослепительных иллюзий и будоражащего блеска воображения. Позже он, романтический и наполненный тайным восторгом, поведает о своих поэтических впечатлениях Елене и, найдя в ее душе чуткий отклик, будет потрясен подарком судьбы. Вероятно, вполне естественным ростком прорывается новое желание: запечатлеть воображаемый мир старины на полотнах и в рукописях, чтобы запомнить свои ощущения от прикосновения к найденным и раскопанным предметам, немым свидетелям далекого прошлого, и поведать о них родным. Желание самовыразиться, предстать перед окружающими в иной, более духовно богатой и насыщенной ипостаси, оставить после себе нечто возвышенное и одухотворенное – вот что толкает его снова и снова к мольберту и письменному столу. — 11 —
|