|
Объективно все вроде бы продолжало оставаться нормальным, но как будто вырастала невидимая дистанция, не позволяющая ему расслабиться. Внешне Виктор был идеальным мужем. Он просто не мог себе представить, как можно с Анной быть другим: жаловаться на что-то, занудствовать, словом, вести себя как мальчик. А все потому, что она, не в пример другим женщинам, которых он знал, не причитала, не показывала, что ей тяжело или больно. Анна переживала неприятности по-спартански: шутила, иронизировала, но не просила его помочь. Он отметил это давно, еще со времен их совместных студенческих походов, когда они на равных тащили каждый по огромному рюкзаку со снаряжением. Тогда, во времена студенчества, это его действительно заводило, но спустя 15 лет ее пробивная энергия и безапелляционность почему-то стали пугать. И хотя место неподъемных рюкзаков заняли бизнес-проекты, а друзей-туристов – нужные люди, но суть не менялась. Она оставалась «своим парнем» с безукоризненным лицом женщины, с которой всегда приятно показаться в обществе. Друзья откровенно завидовали Виктору: «Анька у тебя – высший класс: и выглядит, как звезда, и в бизнесе сечет почище твоего главного аналитика. Да еще успела два высших получить и двоих детей тебе родить. Одно слово: везунчик ты, Витя». После таких речей он обычно молчал. Ему было явно не по себе: почему же его, счастливчика-везунчика, это давно не заводит, если она действительно феноменально успешна, а он всегда хотел окружить себя именно такими людьми – сильными, независимыми, яркими. И когда он снова не мог найти ответа, то просто гнал от себя тревожные, ничем не обоснованные мысли, что в их семье «что-то не так». Ну, что же может быть не так, когда они даже толком не ссорились? Анна всегда так мастерски выруливала из тупиков, что предмет конфликта угасал сам собой: точка кипения превращалась в запятую. Он привык разговаривать с ней короткими четкими фразами. Еще бы: она была всегда права. Он даже поссориться с ней не мог. Зачем, если все равно правда окажется на ее стороне. И вот однажды, когда дети уехали на каникулы, а Анна ушла на свои строительные «плантации», ему стало так тоскливо, будто он давно задержался в красивой, но чужой стране. Остро захотелось другого: услышать не уверенную поступь все и всегда знающей женщины, а щебет беззащитного милого создания, с которым так просто ощутить свое мужское превосходство. Ничего не доказывать. Одним своим присутствием вызывать ответную теплую волну. Раньше, когда его одолевали такие приступы внутреннего одиночества, он не рассуждал на тему «Кто бы мог вернуть меня к жизни». Анна была непотопляемой субмариной: все люки задраены, откроешь – утонешь. Тонуть он не хотел, но и жить под толщей воды устал. У него началось что-то вроде кислородного голодания. — 105 —
|