|
Не исключено, что, оказывая победительнице в битве при Патэ придворный прием колоссального размаха, несмотря на показное признание, которым Жанна могла сполна насытиться, женщине‑воину одновременно дали почувствовать, что она является инородным телом при дворе. Даже демонстративная любезность дофина не могла снять наэлектризованной атмосферы протеста, а железные латы не могли защитить девушку от бесчисленных потоков негативной энергии, ненависти и отвращения, которые, как отравленные стрелы, пускали ей вслед все и вся в королевском дворце. Хотя тайные глашатаи короля и просто доброжелатели с чрезмерным воображением стали вовсю трубить о божественном предназначении Девы и говорить о ней как о посланнице Бога, реальные игроки начали сознательную игру по выдавливанию Жанны д’Арк из того места, которое ей удалось занять при дворе благодаря редкой отваге и рискованному участию в кровопролитиях. Даже мало способной к анализу событий Жанне показалось странным слишком навязчивое ухаживание и намерение наделить ее формальными атрибутами власти и могущества, которые бы приблизили ее к королевскому окружению по статусу, зато изменили бы восприятие ее образа в народе. Девушка сумела интуитивно разгадать этот план, а может быть, ее внутренняя природа противилась сближению с господами, ведь она никогда не смогла бы стать одной из них. Во всяком случае, Жанне хватило сообразительности отказаться от присвоенного королем герба, дворянского звания и новой фамилии. В условиях скрытого, но очень жестокого противостояния она осознавала, что может существовать лишь до тех пор, пока способна приносить пользу лично королю, причем исключительно на поле брани. В качестве последнего аргумента, выгодного королю, она предложила поход на Реймс, место будущей коронации Карла Валуа. Неудивительно, что Жанна столкнулась с противодействием окружения короля, теперь уже открытым и сопровождающимся откровенной неприязнью. Однако интересы короля пока еще совпадали с интересами Жанны, с той лишь разницей, что он боролся за власть, а она – за жизнь. Но даже этот феерический военный поход, по срокам достойный побед Цезаря, не принес изменений в ее жизнь. Как и прежде, мужчины смотрели на Жанну как на соперника при дворе, она, как полагали вассалы теперь уже коронованного монарха, может заметно потеснить их на иерархической лестнице, и особенно в вопросах реального влияния на Карла VII и его политику. Соперничество в мужском мире не принесло самой Жанне ни счастья, ни душевного равновесия. Она, как и прежде, была изгоем в высшем свете и жила жизнью затворницы от одной военной кампании до другой. Мгновения счастья девушки были связаны лишь с короткими вспышками военных побед и еще более короткими секундами почтения и признания ее деятельности королем. Этого было достаточно для вечно ищущего новых побед доблестного рыцаря и совсем ничего для обычной девушки, жаждущей любви, восхищения и признания. Она упивалась этими моментами, но они, как мгновения экстаза, ускользали и исчезали прежде, чем их суть доходила до искаженного войной надломленного сознания. Если человеческое счастье существовало, то явно не для Жанны. Ей оставалась лишь война, сражения и борьба за неизвестные и теперь все более сомнительные ценности. — 82 —
|