Отказ от любви во имя могуществаДля женщин, имеющих понятную цель, ясно выражаемую в конкретных достижениях типа влияния и власти, любовь и сексуальные отношения с мужчинами неизменно оказывались вторичными: не исключено, что как раз в силу совмещения ролей и смещения поля соперничества на мужскую половину поля. Совмещать же любовь с идеей удавалось лишь очень немногим, достигшим неограниченной свободы. Примечательно, что даже в таких случаях рамки общественного мнения для большинства из них оставались непреодолимыми тисками. Исторические источники сохранили довольно много вызывающих материалов о гипертрофированной чувственности Екатерины Второй. Но царице, играющей на сцене мужскую роль и беззастенчиво меняющей фаворитов, пожалуй, лишь на первом этапе – от Станислава Понятовского до Григория Потемкина – была свойственна подлинная эмоциональная вовлеченность и романтическая любовь. Поиск любви закончился осознанием невозможности создать семью – в силу угрозы положению, о чем ее настойчиво предупреждали Шувалов и другие пользующиеся доверием высокопоставленные чиновники. Зато социальное положение позволило открыть для себя тщательно маскируемое полигамное желание и породило мужскую диссоциацию между духовной и чувственной любовью, другими словами, осознанное разделение ощущений на романтические, возвышенные и чисто физическую, животную, страсть. Причем ни томление по сильному мужчине‑спутнику, ни чувственные желания ко времени осознания своей роли уже никогда не ослепляли императрицу – власть и управление государством всякий раз оказывались выше любви. Подобную историю несчастной любви можно рассказать и о маркизе де Помпадур, любовнице Людовика XV. Достигшая головокружительных высот власти благодаря постельному искусству, она была духовно одинока и холодна. Эта женщина явилась зеркальным отражением сексуальных желаний монарха, максимально эксплуатируя эту сферу для достижения власти, положения в обществе и сопутствующего этому богатства. Но такая изысканная форма проституции, похоже, не принесла душевного облегчения: секс с монархом оставался всего лишь сексом, духовная близость и дружба носили весьма условный, преимущественно односторонний характер. Более того, внешне необузданный эротизм оказался лишь игрой в страсть, поскольку давался болезненной и, по всей видимости, фригидной маркизе нелегко, через силу. Жизнь наверху оказалась вечной борьбой за власть и лишь относительно независимым существованием – в неописуемой роскоши, но лишенным человеческого тепла и любви. Маркиза де Помпадур, которая приобрела свое влияние благодаря искусству любви и совращению короля Людовика XV, в конечном счете была равнодушна не только к многочисленным мужчинам двора, но и к самому Людовику. Ее редкий дар воспламенять был результатом борьбы за социальное положение, а не за удовлетворение собственного сексуального желания. Отдавая себя во власть влиятельного самца, она преследовала цель оказаться для него желанной самкой, а затем и преданной подругой, но ее желание не подстегивалось собственной страстью. Страсть была вынужденной рельефной декорацией, которая нужна мужчине. В любом случае, представление общества о рамках поведения женщины не только влияли на мотивации обычных женщин, но и касались выдающихся личностей прекрасной половины человечества. — 311 —
|