РАСТЕРЯННОСТЬ ИСЧЕЗАЕТ, КОГДА НАЧИНАЕШЬ ЗАДАВАТЬСЯ ВЕРНЫМИ ВОПРОСАМИ При этом Сократ был столь же скромен, сколь и уверен в себе. Он вел исключительно умеренный образ жизни и одновременно с этим мог выпить большое количество вина. Никто из афинян не мог одолеть его в питье. Платон описывает конец одного из таких неумеренных застолий. Ни один из собутыльников уже не мог вести беседу с Сократом. Единственными ответами на его животрепещущие вопросы были невразумительный лепет и храп! Тогда он поднялся и отправился бродить но улицам и площадям в поисках собеседников. Он был необычайно рассудительным мечтателем, который постиг, что вслед за первоначальной растерянностью приходит понимание — если только задаться верными вопросами! И он ставил вопросы, которые должны были побудить к поискам истины! Сократ мог довольно долго хранить молчание, хотя важнейшим в его жизни был живой разговор. Он спорил не только с так называемыми эрудитами! Он беседовал также с мастеровыми, политиками, художниками, софистами, а еще с гетерами, этими высокообразованными жрицами любви. Со своей одержимостью вовлекать в разговор других людей он был типичным афинянином! Афиняне были словоохотливым народом, но беседы с Сократом приносили им нечто совершенно новое. «Это была беседа, будоражащая, беспокоящая, тревожащая самые сокровенные глубины души», — так пишет крупный немецкий философ Карл Ясиерс. САМОПОЗНАНИЕ — ВАЖНЕЙШИЙ ШАГ К ПЕРЕМЕНАМ Все беседы Сократа были нацелены на утверждение правды и познание, как самого себя, так и других люден. Своими мыслями и вопросами он «смущал» людей. Большинство, однако, не пытались стать лучше. Они обижались на его вопросы о существе истины. Судя по моему опыту, ничего не изменилось с тех пор в реакции людей! Он именовал этот вид вопросов, «при которых с помощью провидения собственными усилиями выявляет- ся истина», памятуя о занятии своей матери, «повивальным искусством». Он хотел посредством такого «повивального искусства» помочь себе и другим обрести новое человеческое бытие. Для Сократа предпосылкой всякого улучшения человеческого бытия был призыв «познать самого себя»! И в начале всего этого для него стояло признание: «Я знаю, что я ничего не знаю!» Поэтому он искал скрытое естество человека. Самопознание значило для него также «познай свои чувства», свое внутреннее побуждение. А побуждение было для него равнозначно таким добродетелям, как любовь к истине, справедливость, мужество, дисциплина и честность. Его глубоко укорененное чувство юмора покоилось на знании двойственной и противоречивой природы собственных чувств и чувств других. Он ведал о конфликте между добродетелью и вожделением и возникающих отсюда коллизиях человеческого бытия! Ничто человеческое ему не было чуждо! — 127 —
|