|
В то время формирующемуся Шагалу было мало дела до девушек, в автобиографии он признавал себя «в амурной практике полным невеждой». Нет, его, конечно, волновали формы взрослеющих девиц. Однажды, по собственному признанию, он предложил помощь девочке, если только она обнажит для него ножку. Но это не было похоже на страсть к противоположному полу, а главное, слишком отвлекающими, слишком могущественными были раздирающие его на части мысли о будущем: каждый день взросления он вспоминал, что если ничего не предпримет, его ждет тяжелая изнурительная работа. В позднем мужском созревании присутствовала своя особая прелесть: рисуя обнаженное женское тело (например, в этот период была написана «Сидящая красная обнаженная»), он переживал сублимацию, переход сексуальной энергии в ментальную силу, что отвращало его от грубых раздражителей. Себя он подает робким, едва решающимся ответить на поцелуй Анюты, первой в его жизни девушки. И хотя позже Марк «целовался напропалую», не лишен был и чисто мужских желаний, «непреодолимых, как прихоть беременной женщины», первый опыт не обжег его плотским цинизмом низменных побуждений. Он всегда оставался сначала тихим романтиком, поэтом, жаждущим душевных ощущений, а уж затем, во вторую очередь, влюбчивым пареньком с воображением светского донжуана. У одной из своих пассий Марк Шагал как‑то встретил главную любовь своей жизни… Белла Розенфельд родилась в том же самом тихом белорусском Витебске, только на другом берегу Западной Двины, в семье состоятельного владельца ювелирных магазинов. Семейными канонами предопределялись скромность, целомудренность и следование жесткой системе незыблемых правил своего народа. Книги, романтическая поэзия и неукоснительная иерархия сопровождали ее безоблачное детство. Оно было безмятежно и спокойно, как застывшая гладь моря. В отличие от сурового уклада Марка, Белла, будучи почти самой младшей в семье, испытывала стабильные ощущения защищенности и предсказуемости. Тревоги касались разве что ее девичьих переживаний, через которые проходят все барышни из хороших семей. Покорная и смотревшая на мир преимущественно глазами книжных героев, она не только контролировала свои желания, но и досконально знала их. Это обитание красивой птички в невидимой клетке сформировало и ее трогательную одухотворенность, мгновенно замеченную пытливой душой Марка, разворошившую ее и затмившую в ней все остальное, даже свет солнца. Он не ожидал, что чувственная девушка и прелестный ангел способны слиться в одном человеческом облике, и, потрясенный открытием, навеки влюбился. Белла, эта юная неприкаянная душа, также была сражена сладкой и трепетной стрелой Амура, она увидела в молодом Шагале двуликого героя – едва сдерживающегося и этим пленяющего мужчину‑фавна и руководящего им, не допускающего непристойностей творца. Интуиция, базировавшаяся на почерпнутых из книжного шкафа знаниях, подсказывала ей, что этому парню можно доверять. Он же в процессе развития их отношений сумел доказать, что является именно тем, за кого себя выдавал, в том числе совершив знаковый поступок: в течение нескольких лет знакомства он удерживался от добрачной интимной связи с девушкой. В сущности, это была первая значимая встреча в жизни Беллы, первая эмоциональная встряска в пресной жизни тихой девочки, которая, по ее же словам, «сидела на подоконнике, глотала книгу за книгой, людей чуралась, как чертей, даже от братьев с их насмешками отгораживалась занавеской». Но эта застенчивая девочка уже хорошо разбиралась в истинных ценностях, в серьезности намерений, в своих смутных и чужих настойчивых желаниях. Она родилась в такой семье, в таком окружении, что была обречена пройти путь «хорошей девочки», пользуясь семейным достатком, покровительством старших братьев, обласканная со всех сторон и приученная к заботе о своей персоне, достававшейся ей по праву младшего ребенка. Такие установки, полученные в детстве, не разрушают даже социальные катаклизмы. — 38 —
|