|
– Видите, ваше благородие, что за дурья башка! Не может быть двух императриц зараз. Не давайте ему прогонной бумаги! Пропадет в Питербурхе мой Савка, собачий сын! Пристав обмакнул перо и вывел: – Выдана Савве… – Подумал и дописал: – Собакину. Отец всплеснул руками: – Какой он Собакин?! Я крещен Яковом, значит, сын мой – Яковлев! Пристав оторвался от бумаги и вперил в старика тяжелый взгляд: – Сам сказал – Собачий сын. Я только покрасивше записал, переписывать не стану. А в столицу ехать он волен. По новому указу императрицы Елизаветы Петровны нельзя чинить запретов торговым людям. А ты, Яков, лучше дай сыну родительское благословение. Вон образок со стены возьми. Отец заохал: – Как же так сразу? – А чего тянуть! – рявкнул пристав. – Возок дорожный с утра стоит. Пускай едет! Яков неуклюже перекрестил сына образком: – Бог с тобой, Савка! Не пропади только в столице… Савка облобызал родителя и, схватив бумагу, выбежал во двор. Пристав поднялся: – И ты иди домой, Яков! Чего на меня уставился? Но Яков вдруг беспомощно всхлипнул, ощупывая пояс: – Савка, собачий сын! Полтину у меня стянул!.. И тут пристав расхохотался: – Ну точно не пропадет твой Собакин! Юный певунИмператрица Елизавета Петровна пребывала не в духе. Выкушала всего пару чашек чаю на балконе, завешанном расшитым тюлем – и от солнышка, и от чужого глаза. Третью чашку расплескала, хотела было прислужницу по щекам отхлестать, да руки сами опустились. А все оттого, что вечор слушала новых певчих, привезенных с Малороссии, да всех забраковала. А уж так хотелось новый голос услышать – любит государыня певческое искусство… – Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а! – донеслось вдруг с улицы. И напев-то какой – свежий, сладенький… Елизавета вскочила, опрокинув стол. Чашки покатились по полу. Но она даже не заметила – вся обратилась в слух. А на улице опять: – Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а! Государыня повернулась к придворным: – Привезти певуна немедленно! И вот он стоит пред очами императорскими – высок, строен, молод. В сильных руках – лоток, полный свежего парного мяса. – А ну пой еще! От приказа императрицы Савка соловьем залился, все песни вспомнил, кои знал. Елизавета сама ему и подпела. – Сколь хорош голос! – молвила. – Пусть гофмаршал возьмет певуна в поставщики припасов для моей кухни. А ты, певун, станешь каждое утро у меня под балконом свою телятинку расхваливать! В свою каморку Савка вернулся ни жив ни мертв. Конечно, цыганка обещала, что суждено ему узреть императрицу, но действительность превзошла все ожидания. Уж через месяц он стал не просто Савка, а Савва Яковлевич. Телятинку свою он теперь не на лотке приносил – возом возил на царскую кухню. Важные вельможи, желая угодить государыне, ему заказы делали. — 112 —
|