Свисток

Самые красивые броски парадоксальным образом являются в большинстве случаев следствием ошибок в оценке ситуации. Удар в верхний угол ворот практически не берется. И только если я выбрал неправильную позицию, расположившись очень близко к углу обстрела, то смогу отразить такой мяч. «Тони снова взял неберушийся», – говорят болельщики. Если бы они знали!

С другой стороны, меня упрекают в ошибках, которых я не совершал. К примеру, Мюнхен, сентябрь 1986‑го: игрок «Баварии» подает угловой. Ганс‑Петер Ленхофф вообще забывает о своем подопечном. К тому же он промахивается мимо мяча. Я знаю, что у меня практически нет шансов, и все же пытаюсь помешать нападающему баварцев нанести удар головой. Бросаюсь вперед. Увы, напрасно. И при этом я же оказываюсь виноватым. В том числе и в глазах наблюдавшего за матчем Беккенбауэра.

Рольф Герингс принадлежит к тем немногим, чью критику я воспринимаю всерьез и принимаю полностью. Каждый понедельник он анализирует прежде всего мою субботнюю игру. Затем мы вместе пытаемся устранить промахи путем соответствующей тренировки рефлексов. Рольф умеет обращаться со мною. Он воздерживается от того, чтобы чересчур энергично тыкать мне в нос моими недостатками, и старается развить мои сильные стороны. К ним относится и мой по‑настоящему сильный бросок мяча. Под строгим надзором Рольфа я пытаюсь попасть мячом в удаленные на 60 метров мишени, изображающие игроков моей команды. Бросок за броском до боли в руках. Пока в глазах не потемнеет.

Другая область интенсивных и специфических тренировок – единоборство вратаря и нападающего. Мы отрабатываем его тысячу, десять тысяч раз, обращаемся при этом даже к математическим формулам. Не так трудно рассчитать, как лучше перекрыть ближний или дальний угол, как свести до минимума площадь ворот, которую может поразить форвард. Проигрываем вместе сотни возможных позиций и вариантов. Сначала на доске, затем на поле. До тех пор, пока расчетные позиции не станут рефлексами, войдут в мои плоть и кровь. В настоящей игре не будет времени, чтобы вычислять углы. Расчет становится рефлексом, но только спустя годы кропотливой и ежедневной работы над самим собой.

Особенности моего вратарского стиля таковы – хорошая позиционная игра, способность сократить для противника угол обстрела, урезать его. Я остаюсь в моей штрафной, защищаю свою суверенную территорию до последнего, всеми методами, вплоть до отчаянного прыжка в ноги атакующего. Ни дать, ни взять «смертник».

Воспоминания о тесной комнатке моего детства играют для меня важную роль; и по сей день меня преследует боязнь замкнутого пространства. Мне необходим воздух, нужен простор, я должен вновь и вновь убегать от своей клетки на зеленом газоне. Вон из ворот, прогуляться до средней линии, иначе штанги упадут мне на голову, а сетка задушит меня. Как самый одинокий из одиннадцати игроков, я ищу контакта с моими друзьями, выхожу во время атак далеко вперед вслед за ними и в случае необходимости тут же возвращаюсь. Я болельщик, игрок, вратарь, а иногда еще и режиссер. Будь я только болельщиком в воротах, минуты ожидания стали бы для меня невыносимо долгими.