Так или иначе, лошадь надо было убирать. Тут же вырыли яму и общими усилиями стащили в нее кобылу. Яма была недостаточно глубокой. Часть вздувшегося живота оказалась неприкрытой. За день этот пузырь на глазах зрителей увеличился, и игроки вынуждены были или перепрыгивать или обегать его. После операции с кобылой перед самым началом соревнования возникло новое осложнение. К стадиону небольшими группками стали подходить основные обитатели «Широковки». Как лучшие места для наблюдения они облюбовали перекладины ворот, благо по железной сетке, шлейфом спускавшейся до земли, влезть на мощную балку труда не представляло. Свесив ноги, покуривая, они ожидали представления. Появление судьи вызвало на перекладине оживление. Впервые на «Горючке» появился человек, в руках которого был футбольный мяч. Судья М. М. Корсаков нес его торжественно, вышагивая, как кавалергард на торжественном марше, не сгибая ног, грудь колесом, вытянув вперед согнутую в локте руку и держа на ладони, словно на подносе, новый, блестящий, желтой кожи мяч. Корсаков был очень колоритной фигурой среди судей того времени. Отличавшийся военной выправкой, он и в обращении с игроками вел себя по военным нормам. Если игрок нарушал правило, он пронзительно свистел и повелительным жестом указывал место нарушения. В случае явной грубости направлялся гусиным шагом к виновному, испепеляя его взглядом. Игрок замирал на месте по стойке «смирно». А судья маршировал к нему иногда добрую половину поля. Футболисты знали его привычки и во избежании удаления с поля стояли не шевелясь. И мне приходилось замирать под грозным взглядом Михаила Максимовича, когда он, печатая шаг (он судил или в сапогах, или в брюках со штрипками), шел ко мне для объявления меры взыскания. Психологически он сильно воздействовал на провинившегося, поджилки дрожали у новичков, еще не бывших «под Корсаковым». Но, бывалые футболисты знали, что он был абсолютно объективен и никогда не позволял себе пристрастных решений. Главное – после свистка надо было стоять как вкопанному. Увидев на воротах «посторонних лиц», как он возмущенно потом комментировал этот случай, оскорбленный таким кощунством, судья развернулся «кру‑гом!» и отбыл обратно в павильон‑инструменталку. Фан Захарыча не было. Деликатный Павел Сергеевич Львов и Николай Тимофеевич Михеев вступили в переговоры с оккупантами ворот. – Да чем же мы вам мешаем? – недоумевали они. Помощники судьи – тогда их было четыре: двое у ворот и двое боковые – разъясняли им, что при таких обстоятельствах матч не может начаться. — 47 —
|