Настроение у нас было хорошее, и моросящий дождь совсем его не портил. Да мы и не замечали дождя. Окруженные большой толпой зрителей, мы едва успевали отвечать на рукопожатия и восторженные приветствия. В Чехословакии было неспокойно. Профашистские элементы рвались к власти, готовые из корыстолюбивых интересов пойти в услужение к нацелившемуся на страну коричневому фюреру. В поездке нас сопровождал Антонин Запотоцкий, тогда член парламента от коммунистической партии. Запотоцкий, очень любивший футбол, был нашим переводчиком и наставником, помогал ориентироваться в местной обстановке. Мы нуждались в этом, потому что были полны революционного энтузиазма и, встречая со стороны народа неподдельно восторженное отношение, готовы были прямо с футбольного поля идти на баррикады во имя мировой революции. А наши руководители Иван Андреевич Демин и Иван Иванович Харченко, воспитанники комсомола, ровесники нам по возрасту, в энтузиазме, пожалуй, превосходили нас. У советской делегации были уже неприятности в Кошице, где особенно проявляли себя прогитлеровские фашиствующие молодчики. Они спровоцировали в день национального праздника местную полицию, сообщив ей, что якобы группа советских спортсменов – Серафим и Георгий Знаменские, Роберт Люлько, Мария Шаманова, Зинаида Борисова – на улицах города сеют коммунистическую крамолу. Когда наши легкоатлеты вернулись в гостиницу, там их встретил отряд полицейских и водворил в тюрьму. Запотоцкий от имени компартии внес протест в парламент. Все закончилось трехдневным пребыванием спортсменов в тюрьме и высылкой из пределов страны. А «коммунистическая крамола» сводилась к тому, что наших спортсменов узнали на улице, устроили им овацию и, сопровождая их к гостинице, пели национальную песню. В рабочем городке, куда мы приехали, встретили нас очень гостеприимно. Возник летучий митинг. Перед началом матча раздались звуки «Интернационала». Мы стояли на возвышенной эстраде и громко под дирижирование Харченко пели революционный гимн вместе со всеми зрителями, наполнившими трибуны стадиона. Удивительно торжественная была эта минута. Вот тогда мы и увидели шедшего к нам по полю старичка в шляпе, в сером поношенном плаще, с обвисшими белыми усами. Он подошел к эстраде, снял шляпу, обнажив пушистые белые колечки вокруг огромной лысины, и замер в торжественной позе, беззвучно шевеля губами. Когда мы сошли с эстрады, он подошел к нам и сказал, как мне запомнилось, следующее: – Извините, господа, но я не мог себе отказать в удовольствии приветствовать вас с замечательной победой над профессиональной командой в городе Брно. — 32 —
|