|
Сейчас прибегать к тайному голосованию не было нужды. Большинство мест сомнений почти не вызывало, а в случае обнаружившегося в ходе игры просчета можно было внести поправки: замены допускались. Нет, дело было не в составе. Внутреннее беспокойство накапливалось по другим соображениям. Теперь, когда возникла необходимость жеребьевки со всеми ненужными перепевами – кто лучше, а кто хуже: уругвайцы или итальянцы – с поздним раздражением вспоминалось, что ничего этого не возникло бы, не забей нам бельгийцы четвертый гол. А забит он был по явной небрежности: крупно выигрывали и рано расслабились. Собственно, не рано, а просто расслабились, потому что в игре никогда расслабляться нельзя. Неряшливость и небрежность при счете четыре‑ноль привели к тому, что мяч оказался в сетке ворот Кавазашвили. Да и с Сальвадором мы не сумели сделать всего, что могли. И вот теперь, после того как судья в матче мексиканцев и бельгийцев засчитал неправомерный гол, дело обернулось жеребьевкой. Возникла дополнительная процедура, неприятная тем, что ей придали почти решающее значение. Займи мы даже второе место, настроение было бы более спокойное. Все бы знали своего противника и с пониманием его достоинств готовились бы к встрече, не уповая на счастье жребия. Утром в день жеребьевки к нам в номер зашел руководитель делегации Г. М. Рогульский и сказал, что ребята самым счастливым называют Паркуяна. Гавриил Дмитриевич, рассмеявшись суеверным настроениям ребят, возражать не стал, – ну раз ребята считают, пусть, мол, едет и тащит. Ни Парамонов, ни я тоже резонов против Паркуяна не нашли. За завтраком под общий гул одобрения было объявлено, что жребий тащить отправится Паркуян. Тут же выяснилось, что он действительно неоднократно удачно выступал на жеребьевках, представляя свою клубную команду. – Паркуша, – весело напутствовали его ребята, – обязательно пробей в девятку! Вся делегация отправилась провести активный отдых накануне игры в горную местность по дороге на Чальму, километров в 30 от Мехико, а мы с Паркушей отправились на жеребьевку. В городе стояла в этот день удушающая жара. Но и она не помешала собраться многотысячной толпе болельщиков вокруг отеля «Бель Элизабет», в котором заседал исполком ФИФА. Мы с трудом протискались через плотную людскую стену к дверям отеля, под молитвенные причитания толпы: «Хотим „Ацтека“!.. Хотим „Ацтека“!.. Дайте нам „Ацтека“!..» После бурного веселья карнавальной ночи, когда мексиканская столица исторгала в мажорном тоне громогласные звуки радости, сейчас мольбы об «Ацтека» звучали так, словно весь народ просил о пощаде, о спасении жизней. Что‑то религиозно‑мистическое слышалось в этом несмолкаемом вопле. — 182 —
|