|
Согласно правилу, игрок, находящийся в положении «вне игры», таковым не считается, если мяч попал к нему от противника, следовательно, если последним сыграл в мяч Монтеро, то положение Ганца было правильным. Но я уверен, что мяч он получил от Саморано: значит, нужно немедленно выяснить, что же случилось. Спрашиваю помощника: «Все же Ганц был вне игры?» «Да, — отвечает он, — Ганц был вне игры, но он получил мяч от Монтеро». Я мог сомневаться в том, был ли в положении «вне игры» Ганц, но не в том, что пас ему отдал Саморано. Мысли в моей голове полетели очень быстро: засчитанный гол, обрадовавший команду, которая его забила, мяч в центре поля и вот‑вот возобновится игра и моя уверенность, что гол засчитан неправильно из положения «вне игры», чего не заметил помощник, и его следует отменить. Задача на первый взгляд простая, поскольку главная цель арбитра — правильное применение правил. Значит, я должен придерживаться условия, предусматриваемого правилом № 5, согласно которому арбитр может отменить свое решение, если сочтет его ошибочным, пока не возобновилась игра, и я решаю отменить гол. Гораздо труднее управлять игрой после подобного решения, поскольку сам по себе напряженный матч может стать по‑настоящему неуправляемым, если мой выбор не будет понят как можно большим числом игроков. Поэтому я приглашаю капитана «Интера» Джузеппе Бергоми и сообщаю ему: «Тебе покажется странным, возможно, ты не поверишь, но ты должен доверять мне. Гол не засчитывается, поскольку Ганц был „вне игры“. Помню, что игроки на поле отнеслись недоверчиво, узнав о решении, но я еще должен сообщить об этом сидящим на запасной скамейке, тренерам и запасным игрокам, так как очень часто именно от них нервозность передается игрокам на поле. Я подхожу к скамейке «Интера» и вижу Ходжсона — тренера «Интера» и, как бы извиняясь перед ним, легко опускаясь на колени, говорю ему о решении, глядя в лицо. Вероятно, фотография, где я стою на коленях перед Ходжсоном, обошла весь мир, но гораздо важнее был поступок, в высшей степени спортивный, наставника «Интера», настоящего джентльмена на поле и за его пределами. Он протянул мне руку и сказал: «Все правильно». Первый тайм проходил как обычно, будто бы ничего не случилось. Но в перерыве напряжение в раздевалке заметно возросло: мое решение было не совсем обычным, и понятно оно было далеко не всем. Ведь оно принималось после окончания эпизода и у многих невольно закрадывалась мысль: «…а прав ли он…» Однако после перерыва мы возвращались на поле, и Никола Берти, не игравший в этот день, подошел ко мне и сказал: «Мы смотрели по телевизору. Ты прав на сто процентов». Эти слова подтверждали уверенность в себе, так как на поле ты веришь, что поступаешь правильно, но при этом ты берешь на себя большую ответственность; слова Берти успокоили меня. Матч закончился благополучно со счетом 0:0, и эпизод, который мог бы повлиять неблагоприятно на ход матча, остался в прошлом. Во избежание того, чтобы интерпретация случившегося не оказалась далекой от реальности, я с согласия чиновника, назначавшего в то время арбитров на матч, решил после матча появиться в зале для прессы, что тогда арбитрам делать запрещалось. Я помню, что пытался вести себя как «капитан» бригады арбитров и сказал: «Мы ошиблись. Мы изменили решение». Я не хотел перекладывать ответственность на кого‑то из моей бригады, которая приняла неправильное решение. К сожалению, этого оказалось недостаточно, и в последующие дни в газетах разразился спор, сопровождающийся высказываниями противоположных мнений и создавший достаточно проблем не столько мне, сколько служащим отеля «Плайя‑де‑лас‑Америкас» в Тенерифе. Я уже давно собирался на отдых с семьей, и на следующий день после матча мы уехали, а своего друга я попросил присылать мне ежедневно обзор печати. Никогда не думал, что каждый день я буду получать метры статей по факсу и смотреть на изумленные лица служащих отеля, не понимающих, что же происходит. — 53 —
|