Получается так: когда массовое движение имеет выбор — убеждать или принуждать, — оно предпочитает принуждение. Убеждение — метод неудобный и его результаты ненадежны. Испанец св. Доминик сказал еретикам: «В течение многих лет я тщетно убеждал вас — мягкостью поучений, наставляя вас молитвами и слезами. Но, как говорит поговорка моей родины, если молитва не помогает, поможет битье. Мы поднимаем на вас принцев и прелатов, которые — увы! — вооружают народы и царства против этой страны... Удары помогут там, где благословение и милосердие оказались беспомощны»[36]. 87.Утверждение, что массовое движение нельзя остановить силой, не совсем точно. Силой можно остановить и раздавить даже самое мощное движение. Но для этого (128:) сила должна быть жестокой и неистовой. И вот тут-то и необходима вера, ибо безжалостное и упорное преследование может проистекать только из фанатичного убеждения. «Всякий акт насилия, не опирающийся на крепкую духовную основу, не имеет твердости и полон колебаний. У него нет крепости, которая возможна только при фанатичной точке зрения»[37]. Терроризм, опирающийся на личную жестокость, не идет далеко и не длится долго. Такой террор имеет спорадический характер и зависит от личных настроений и колебаний. «Но как только насилие ослабевает и начинает чередоваться с терпимостью, доктрина, против которой это насилие направлено, будет всякий раз расти и извлекать новые выгоды из каждого преследования»[38]. Священный террор беспределен и никогда не слабеет. Таким образом, очевидно, что мы нуждаемся в пламенной вере не только для сопротивления насилию[39], но и для применения насилия. 88.Откуда появляется желание обращать в свою веру других? Сила убеждения не есть главный фактор, заставляющий движение распространять свою веру на все страны света: «религии большой интенсивности часто ограничивают себя сами — они разрушают или, в лучшем случае, осуждают все чужое»[40]. Импульс обращать в свою веру не вытекает из переизбытка сил, которые, по словам Бэкона, «подобно могучему потоку неизбежно превратятся в наводнение»[41]. Миссионерское рвение, по сути, выражает глубокое опасение, какое-то упорное чувство недостаточности. Обращение в свою веру является скорее страстными поисками чего-то еще не найденного, чем желанием подарить миру нечто, что мы уже имеем. Это поиски окончательного и неопровержимого (129:) доказательства того, что наша истина является действительно единственной. Фанатик, обращающий других в веру, укрепляет этим и свою веру. Вера, к догматам которой легко придраться, особенно активна в обращении других. Сомнительно, чтобы движение, не основанное на какой-либо невероятной иррациональной догме, могло настойчиво стремиться к тому, чтобы «либо привлечь людей, либо разрушить мир». Похоже на то, что движение с большими внутренними противоречиями между теорией и практикой, т. е. с сильным чувством вины, будет больше стараться навязывать свою веру другим. Чем меньше коммунизм окажется подходящим для России, чем больше советские вожди будут идти на компромисс и разбавлять свою первоначальную веру, — тем более наглыми и вызывающими будут их нападки на неверующий, по их мнению, мир. Рабовладельцы Юга стали более агрессивными в распространении своего образа жизни, когда стало ясно, что их позиции в современном мире обречены. Если бы частное предпринимательство, основанное на личной собственности, превратилось в «священное дело», это было бы явным признаком, что все его преимущества перестали быть очевидными, а оно перестало быть выгодным. — 63 —
|