|
23 После разгрома «Пражской весны» последние иллюзии относительно будущего плавного развития советского «социализма», если таковые еще были, окончательно рассеялись. Чтобы не лгать и вообще избежать обсуждения советских реалий, я сознательно пошел по пути психологизации своей тематики, сконцентрировав внимание на внутренних механизмах человеческого Я и на том, как модифицируются процессы самосознания в сравнительно-исторической, кросс-культурной перспективе. Этому посвящены книги «Открытие Я» (1978) и «В поисках себя» (1984) и множество статей. В профессиональном отношении эти книги, особенно вторая, значительно лучше и содержательнее «Социологии личности», да и личностно-нравственные акценты расставлены в них гораздо точнее. Известный американский социолог М. Янович правильно определил идейный стержень моих работ как «настоящее прославление личной не--зависимости или автономии», утверждение «высшей ценности независимости мысли и действия»**. В абстрактной форме и на «постороннем» материале я обсуждал наболевшие вопросы о том, что делать индивиду в исторически тупиковой ситуации и какова мера личной ответственности каждого за социальные процессы. В то время как советская пресса трубила, что основа всех свобод личности — право на труд, я доказывал, что «логическая предпосылка и необходимое историческое условие всех других свобод» — свобода перемещения. «Ограничение ее инстинктивно воспринимается и животными, и человеком как несвобода. Тюрьма определяется не столько наличием решеток или недостатком комфорта, сколько тем, что это место, в котором человека держат помимо его воли»5. Читатели, разумеется, понимали смысл сказанного. Но сознательный, демонстративный уход от рассмотрения реальных проблем .советской жизни, о которых можно было говорить только намеками, существенно обеднял эти книги. Советский читатель 1980-х годов уже вырос из иносказаний, а нарочито сухие, формальные ссылки на очередной «исторический» съезд или пленум, без которых книга не могла выйти в свет и которые раньше воспринимались просто как досадные помехи, вроде глушилок при слушании Би-би-си, стали теперь той ложкой дегтя, которая безнадежно портит всю бочку меда. Если автор лукавит в очевидном, можно ли доверять ему в остальном? Мои книги по-прежнему было трудно купить, но я все чаще чувствовал себя вороной в павлиньих перьях. Пример Солжени- 24 цына и Сахарова обязывал жить и работать иначе, но нравственных сил на это не хватало. Решающее значение для моего интеллектуального и нравственного развития имело сотрудничество в «Новом мире» Твардовского. То, что я писал до середины 1960-х годов, было более или менее профессионально, но безлично. «Новый мир» позволил мне в какой-то степени преодолеть эту отчужденность, выйти на темы, которые были для меня не только социально, но и личностно значимы. — 16 —
|