Представление себя другим в повседневной жизни

86 Milraux A. Dramatic elements in ritual possesions // Diogenes. Vol 11. P 18—36

87 Ibid. P. 24.

по

И. Гофман. Представление себя другим...

явление реальное и что люди становятся одержимыми теми или иными духами совершенно стихийно, не имея ника­кой возможности их выбирать.

Наблюдая за совсем еще молоденькой американской девушкой из среднего класса, притворяющейся глупень­кой для ублажения самолюбия своего ухажера, прежде все­го замечают элементы обмана и хитрости в ее поведении. Но при этом подобно ей самой и ее парню, наблюдатели просто принимают как данность и далее никак не исполь­зуют факт, что эту сложную партию исполняет именно американская девушка из среднего класса. Тем самым здесь упускается из виду большая часть исполнения. Конечно, это общеизвестно, что разные социальные группировки по-разному выражают в своем поведении такие атрибуты, как возраст, пол, местность происхождения и проживания, классовый статус, и что каждый раз влияние этих про­стых качеств опосредствуется и конкретизируется слож­ной отличительной культурной конфигурацией принятых образцов поведения. Быть лицом данной категории зна­чит не просто обладать требуемыми качествами из числа вышеназванных, но и соблюдать определенные нормы по­ведения и внешнего вида, которые дополнительно к этим качествам предъявляет человеку его социальная группа. Бездумная легкость, с какой люди согласованно выдержи­вают такие нормативные рутины, отрицает не то, что ка­кое-то исполнение имело место, а лишь то, что участники сознавали его.

Статус, положение в обществе, социальное место — это не материальная вещь, которой надо овладеть и выста­вить напоказ. По сути это схема соответствующего зани­маемой позиции поведения — последовательного, идеали­зированного и четко выраженного. Это нечто, что должно быть реализовано, независимо от легкости или неуклюже­сти, осознанности или бессознательности, лживости или честности исполнения. Сказанное хорошо поясняет при­мер, взятый у Ж.-П. Сартра:

Возьмем обыкновенного официанта в кафе. Его движения бы­стры и решительны, пожалуй, немного чересчур точны, чересчур стремительны. Он подходит к постоянным клиентам чуть уско­ренным шагом. Он склоняется перед ними с преувеличенным усердием; его голос, его глаза выражают немного утрирован-

Исполнения. Действительность и уловки

111

ный интерес и внимание к приказаниям клиента. Наконец, он возвращается с заказом, каменной неподвижностью осанки под­ражая какому-то автомату и одновременно лавируя со своим подносом между столиками с отчаянностью канатоходца, вы­нужденный беспрестанно поддерживать неустойчивое, шаткое равновесие подноса легким движением руки и кисти. Все пове­дение официанта кажется нам какой-то игрой. Он весь уходит в цепную вязь своих движений, словно бы те были механически­ми деталями, подгоняемыми друг к другу. Его жесты и даже го­лос кажутся механическими. Он придает себе быстроту и без­душную скорость машины. Но во что же он играет? Нет надоб­ности долго наблюдать его перед тем как ответить: он играет в официанта в кафе. В этом нет ничего удивительного. Игра — это всегда своего рода разведка и исследование. Ребенок играет со своим телом, чтобы узнать его, ознакомиться с его составны­ми частями. Официант в кафе играет с условностями своего об­щественного положения, чтобы понять и освоить его. Эта обя­зательная дань игре в сущности не отличается от дани, нало­женной на всех торговцев товарами и услугами вообще. Их об­щественное положение делает их жизнь сплошь церемониаль­ной. Публика требует от них, чтобы и сами они понимали ее как некий церемониал: существует жизненная игра бакалейщика, портного, аукционера, которой они стараются убедить клиенту­ру, что являются всего лишь бакалейщиком, портным, аукцио­нером и никем больше. Мечтательный бакалейщик неприятен покупателю, потому что такой бакалейщик — не целиком бака­лейщик. Общество требует от него ограничить себя функцией бакалейщика, точно так же как солдат по команде “Смирно!” должен превратиться в солдата-вещь с прямо уставленным в пространство взглядом, который вообще ничего не видит, кото­рому больше и не положено видеть, так как устав, а не интерес переживаемого момента определяет ту точку, куда должен смот­реть солдат (смотреть “на десять шагов вперед!”). Поистине име­ется много предохранительных мер для удержания человека в тюрьме того положения, которое он занимает сегодня, словно бы люди живут в постоянном страхе, что он убежит из этой тюрьмы, внезапно сбросит постылые оковы и увильнет от обя­занностей своего общественного положения88.