|
Уже у Джемса и Джона Дьюи, создателя особой разновидности прагматизма — “инструментализма”, появляется знаковое для символического интеракционизма понятие “коммуникации” , конкретизирующее общую идею взаимодействия И базовое в системе понятий Гофмана. В первом приближении коммуникация — это процесс передачи друг другу и, следовательно, постепенного обобществления частного опыта, идей, эмоций, ценностей и т. п. От этого активного процесса зависит формирование и отдельной личности, и общества, и социального института, организации или учреждения. Зависимость становления личности от процесса трансляции жизненного опыта другим индивидам и приема от них встречных сообщений (“коммуникация” охватывает и трансляцию и прием) подразумевает теоретическое расхождение как с психологизмом, допускающим существование некоторых готовых, врожденных природных мотивов человеческого действия, независимых от социальной среды, ситуации, окружающих институтов, так и с крайним социологизмом, представляющим человека чем-то вроде tabula rasa — чистого листа, пассивно заполняемого прямыми импульсами природной и социальной среды, коллективного сознания и т. п. Зависимость же формирования и функционирования общественных объединений, организаций и учреждений от процесса коммуникации проявляется в том, что их постигает окостенение, бесплодие и в конце концов распад, если они не служат делу облегчения и всяческого обогащения коммуникации между людьми. На путях анализа и детализации этой двойной зависимости философы-прагматисты (непосредственным участником прагматического движения был Мид, при жизни никогда не называвший себя социологом) открыли на будущее теоретико-социологическое значение проблемы коммуникации. Фактически само существование общества сводилось ими к совокупности процессов коммуникации и обмена информацией, формирующих необходимую для совместной деятельности “общую собственность” (по выражению Дьюи) всех людей на более или менее одинаково понимаемые цели, взгляды, ожидания и т. п. По сравнению с контовским понятием “consensus omnium” — ключевым в старой позитивистской социологии и тоже предполагавшим общность чувств, мыслей и мнений, — здесь, на первый взгляд, произошел всего лишь перенос исследовательских интересов со статичной трактовки “консенсуса” как необходимого атрибута общества на анализ процесса формирования вышеуказанной общности. Но и это обеспечило существенное изменение исследовательской перспективы. Вместо контовско-дюркгеймовской интуиции общества как созданной прошлым, мощной, почти божественной данности, исходным стал образ общества как чего-то созидаемого по ходу дела, так сказать, ситуативно. Именно этот сдвиг положил начало своеобразному социологическому конструктивизму значительной части американского обществоведения — толкованию социальной реальности как непрерывно творимого продукта повседневных взаимодействий, смысловых интерпретаций и переинтерпретаций. Подобный подход прослеживается не только у Гофмана, но и в таких родственных ему направлениях социологии как социальная феноменология, этнометодология и т. п. Подход этот заставляет также вспомнить зиммелевскую идею “обобществления” как функциональной формы межчеловеческого взаимовлияния, в которой отдельные люди “срастаются” в то или иное общественное единство. Поэтому совсем не случайны уверения Гофмана в следовании зиммелевской традиции, как не случаен авторитет Зиммеля среди основоположников символического интеракциоционизма — редкое явление для представителя европейской социологии в Америке первых десятилетий XX в. — 2 —
|