Консультирование и психотерапия

С. (терапевт) отметила, что, судя по описанию, которое мать — миссис Дж. — дала своей дочери Пэтти, у них, по-видимому, существуют какие-то проблемы. Миссис Дж. подтвердила это и сказала, что, как бы там ни было, нужно что-то предпринимать. С. согласилась, говоря: “Но, возмож­но, что в большей степени предпринимать что-то придется именно вам. Как вы обычно заставляете Пэтти, например, идти спать или делать что-нибудь еще?” Миссис Дж. сказа­ла, что обычно она подкупает ее, потому что никакие дру­гие средства не помогают. С. стала рассказывать ей, что дети и их матери приходят сюда, чтобы встретиться с терапевта­ми: ребенок — с одним, а родитель — с другим — и вместе поработать над общей проблемой, которую им не удалось решить в одиночку. И никогда не известно, что именно мо­жет быть сделано, поскольку существует множество вари­антов для каждого конкретного случая. Однако заранее мож­но определить, что значительная доля работы ляжет на пле­чи матери и будет связана с ее действиями по отношению к поведению ребенка в домашних условиях. Миссис Дж. со­гласилась с этим и сказала, что это именно то, чего она ожидала, она знала, что ей просто надо что-то предпринять. Она даже не может навестить своих родных, поскольку у нее та­кой плохой ребенок, и она не хотела бы, чтобы ее родствен­ники узнали об этом. Она засмеялась и добавила: “Немно­гие матери могут сказать такое, но я знаю, что у меня пло­хой ребенок”.

В этом кратком фрагменте все внимание в ходе помо­гающих отношений сосредоточено на том, что мать ре­бенка могла бы предпринять по отношению к девочке. И такое определение ситуации становится все более четким с течением времени, благодаря тому, что все высказыва­ния матери рассматриваются не с точки зрения ребенка, а с точки зрения тех сил, с которыми ей приходится стал­киваться при попытке изменения существующих между ними отношений.

Игровая терапия. По ряду причин игровая терапия мо­жет показаться чем-то совершенно отличным от консуль­тирования студентов, терапии родителей или взрослых людей. По структуре она довольно проста, и то, что мы сказали об определении терапевтических взаимоотноше­ний, в равной степени относится и к игровой терапии. Наиболее заметное отличие заключается в том, что в иг­ровой терапии взаимоотношения определяются большей частью через действия, нежели словами. Дружеский ин­терес терапевта и эмоциональное внимание к ребенку проявляются посредством множества малозаметных действий. Доверительные отношения устанавливаются посте­пенно, по мере того как ребенок пробует все более сме­лые и решительные действия и понимает, что они прини­маются. Часто после какого-то очередного агрессивного акта, такого, как разбрызгивание воды, громкий крик или “причинение боли” кукле, ребенок бросает виноватый взгляд, ожидая какого-то наказания или неодобрения. Когда ничего подобного не происходит, он постепенно привыкает к такому новому типу отношений, где многое позволяется и что совсем непохоже на его привычный жизненный опыт. Тот факт, что это его время, которое используется так, как он захочет, без принуждения, ука­заний или насилия, также усваивается им через опыт этой свободы, в отличие от вербального определения. Слова играют большую роль здесь только при установлении ог­раничений. Ребенок узнает, что существуют временные рамки для этого опыта, что существует некий предел эмо­циональной вовлеченности, поскольку терапевт видит и других детей в подобной ситуации, и что есть допустимые границы деструктивных действий. Поскольку в связи с проблемой установления определенных ограничений в терапевтической ситуации возникает ряд вопросов как в отношении ребенка, так и взрослых, мы обсудим это бо­лее подробно.