Есть все основания полагать, что продолжительность консультирования напрямую связана с тем, насколько искусно и тщательно работает консультант. Если свободному выходу эмоций клиента не препятствует небрежная работа консультанта, если эмоциональные отношения воспринимаются консультантом адекватно, если инсайт возрастает благодаря умело подобранным интерпретациям, клиент скорее всего будет способен самостоятельно разбираться со своими проблемами после шести-пятнадцати сеансов, а не после пятидесяти. Эти цифры достаточно условны, но, видимо, все же существует определенный темп терапевтического процесса, и достижение прогресса в течение трех месяцев еженедельных контактов более вероятно, чем в течение года. Если исключить те случаи, когда индивид демонстрирует крайнюю степень неприспособленности или представляет собой глубокого невротика, то иногда двух, четырех или шести сеансов бывает достаточно, чтобы клиент получил необходимый объем помощи, хотя в таких случаях ряд терапевтических шагов может иметь место только в очень сжатой форме. Автор убежден, что в большинстве случаев значительного превышения указанного количества сеансов, терапия приводит к успеху большей частью вопреки, а не благодаря терапевтическому подходу консультанта. В таких случаях движение индивида к зрелости и росту настолько сильно, что консультирование проходит успешно, несмотря на множество ошибок в самом процессе. Это убеждение зародилось в ходе тщательного анализа записанных бесед, в которых каждый мог бы обнаружить множество примеров торможения лечебного процесса. Это происходит из-за различного рода ошибок консультанта, о которых мы говорили ранее. Такие ошибки могут отсрочить выражение значимых установок, несмотря на готовность к этому со стороны клиента, и они не проявятся до следующей беседы, потому что были ошибочно заблокированы консультантом. Ряд таких грубых ошибок может продлить терапию. У читателя может возникнуть совсем нежелательная установка, будто бы количество сеансов напрямую связано с глубиной терапевтических контактов. Вовсе не обязательно. Здесь есть другая сторона: желание найти кратчайший путь, пытаясь повысить темп работы клиента, почти всегда увеличивает количество бесед, необходимых для его прогресса. Краткосрочная успешная терапия требует величайшего мастерства и предельной концентрации на клиенте. В ходе этих комментариев автоматически всплывают вопросы, связанные с психоанализом, особенно с ортодоксальным, предмет гордости которого — длящиеся годами ежедневные сеансы, необходимые для какой-то реальной психологической переориентации. Автор воздерживался по ходу книги от любых попыток оспаривания заслуг той или иной психологической школы и не хотел бы и сейчас прибегать к этому. Однако определенные вопросы, видимо, могли бы стать основой для поиска весьма полезных ответов. Какова цель фрейдовского психоанализа? Заключается ли она в том, чтобы дать индивиду возможность двигаться дальше независимой единицей или просто получить законченную топографическую карту его личности? Заключается ли эта цель в здоровой, самонаправляющей активности или в полном осмыслении причин всего его поведения? Не правда ли, что фрейдовский психоанализ, в отличие от клиент-центрированной терапии, которая здесь описывается, предпринимает попытку навязать предвзятую интерпретацию, которая всегда затягивает, нежели ускоряет процесс терапии? Можем ли мы предположить, что психоанализ Фрейда можно до некоторой степени ускорить за счет тщательного анализа техники? Такие вопросы не означают критику, но просто ставят под сомнение фетиш, связанный с большой про должительностью сеансов как с неким значимым индикатором оценки эффективности процесса консультирования. — 179 —
|