— Да, я вас понимаю, — сочувственно сказал охранник. — Если у вас сын как свет в окошке, так без него вроде и темно, да? — Ой, правду говоришь! — обрадовалась женщина. — А как в глазах потемнеет — я сразу болеть начинаю. И звоню ему: приезжай, мол, спасай старуху-мать. Он все бросит, приедет — мне сразу и лучше. — Неужели вот так все сразу бросал? — восхитилась Штучка. — Бросал… Пока его самого молодая жена не бросила. «Извини, — говорит, — но ты женат на своей маме, и мне с ней не тягаться». В общем, разошлись. Я, конечно, переживала, но не понимала тогда, что здесь и моей вины чуть не половина… Не дала я им семью крепкую создать, все время клином вбивалась. — А что потом было? — спросил охранник. — А потом он с другой девушкой познакомился. Ну, я обрадовалась: внуков-то ой как хотелось! И опять кинулась их семью по своему понятию строить, порядки устанавливать. О-о-о-ох… не могу… — И тогда ваш сын ушел в Убежище? — помог ей охранник. — Ушел… Все ушли. И внуков увели. Одна я осталась, совсем одна. — Ох, и обиделись, наверное?! — предположила Столичная Штучка. — Поначалу — да, а как же… Очень обиделась! Прямо-таки смертельно. А потом думаю — ну, помру я, и никто обо мне не вспомнит, и на могилку не придет. Что толку помирать? Может, лучше все-таки подумать — что я не так делала? Почему сыну пришлось Убежище искать? — И что, додумались? — Додумалась. И люди добрые помогли. Теперь я знаю, что даже мать родная может захватчиком стать, если границы постоянно нарушает. Чужая семья — государство суверенное. Надо уважать. — Но он же сын вам! Он вам по гроб жизни обязан! — возмутилась Штучка. — Нет, милая. Не хочу никаких «гробов жизни» — ни ему ни себе. Пусть просто жизнь будет! У них — своя, у меня — своя, а встречаться будем, когда сердце попросит, и по обоюдному согласию. — Правильно решили, мамаша, — снова одобрил охранник. — Когда по зову сердца — оно ведь всем в радость. — А про то, что обязан… Он же меня не просил его рожать, я сама так решила — для радости, для счастья! Чем же он мне обязан, скажите на милость? Нет уж, я за радость и счастье, что в жизни получила, плату требовать не намерена. Хоть и пыталась. Но теперь — ни за что не стану. Вот решила пойти, повиниться. Может, поймут. — Обязательно поймут, мамаша! — горячо пообещал охранник. — Вот увидите! Пойдемте, я вам метлу дам. — А зачем метлу-то? — 124 —
|