— Синяк почти сошел, — озабоченно проговорила Василиса, рассматривая себя в треснувшем тусклом зеркале. — Надо будет моего вывести из себя как следует, чтобы обновил. — Зачем??? — вылупилась я. — Бьет — значит, любит, — объяснила Василиса. — У нас тут если какая баба без синяка пройдет, так все сразу решат, что мужик к ней всякий интерес потерял. Только мой Василий меня знаешь как любит? С самой свадьбы еще ни разу на люди без фингала не показывалась! — М-м-м-м-м… — неопределенно промычала я. Мне такая постановка вопроса показалась весьма спорной, но высказываться вслух я не стала. — Ты не стой, вон бадья, вон ковшик, черпай и пей, — спохватилась Василиса. Я двинулась к бадье, зачерпнула, и прежде чем успела осознать, что за запах идет от этой жидкости, сделала большой глоток и тут же закашлялась. В бадье плескалась натуральная самогонка. — А! О! — никак не могла выдохнуть я. Да кто ж так пьет! — подскочила ко мне Василиса. — Выдохнуть надо, выдохнуть, а потом уж хлебать! На вот, огурчиком занюхай. Я схватила огурец и начала лихорадочно хрумкать. — Да нюхать надо было, — неодобрительно заметила Василиса. — Так закусывать — никакой провизии не напасешься. — Ты чего не предупредила? — отдышавшись, спросила я. — Я думала, там вода… — Да мы ее, родимую, как воду и хлещем, — пожала плечами Василиса. — А чего еще делать? Ну ты как, ожила? — Да вроде, — ответила я. Действительно, мне стало теплее, и восприятие обострилось — вроде и краски стали ярче, и звуки четче. Паника куда-то отступила, и на душе стало веселее. — Садись, Людмила, за стол, разговеемся, — пригласила хозяйка. — Чтобы жизнь раем показалась! Я присела на лавку, Василиса тем временем брякнула на стол две стопки, миску с картошкой в мундире и банку с солеными огурцами. — Ну, за нас, красивых! — провозгласила Василиса, и мы опрокинули по стопочке. Самогонка была вонючая и крепкая: мне сразу ударило в голову. Разумеется, дома я такую гадость не пью, я предпочитаю качественное марочное вино, как вариант — коньяк, но отказываться было неудобно: все-таки Василиса меня приютила и вообще отнеслась ко мне по-человечески. Кстати, теперь она мне не казалась уже ни помятой, ни хмурой. Очень даже симпатичная женщина. Пожалуй, даже и Прекрасная. Недаром ей такое прозвище дали. Ей даже синяк был к лицу. — Хорошо, да? — заулыбалась Василиса. — Крепкая, зараза! Ну, давай по второй. За наше процветание! — 28 —
|