|
Правда, тот же Плутарх пишет, что Ромул запретил привлекать женщин к суду по обвинению в убийстве, поэтому не вполне понятно, как мог муж прогнать жену, «уличенную в отравительстве». Дионисий же сообщает, что «Ромул не дал возможности мужу обвинять жену в том, что она изменяет». Поэтому реального повода к изгнанию провинившихся жен мужья не получили. Но и жены были поставлены в условия, в которых им было не слишком интересно доводить мужей до крайности: Дионисий пишет, что первый римский царь «не издал законов относительно возврата приданого, вообще не касаясь ничего в тому подобных делах», и тем самым побудил женщин «к благоразумию и полной благопристойности». В качестве единственной формы брака Ромул ввел нерасторжимый брак — «конфарреацию», обряд которого освящался главным жрецом Юпитера (фламином) и сопровождался жертвоприношениями. Дионисий сообщает: «Этот закон вынуждал замужних женщин жить, как бы не имея никакого другого выхода, не иначе как в браке, а мужьям — обладать женами как необходимой и неотчуждаемой собственностью». Существовал лишь один повод к расторжению брака-конфарреации: в случае преступления жены, за которое семейный суд решал покарать ее смертью (например, за измену или за употребление спиртных напитков, что женщинам категорически возбранялось законодательством Ромула), перед казнью преступницы проводился обряд, разрывающий ее брачные узы. Вообще говоря, судить преступную жену и подвергнуть ее любой казни, вплоть до смертной, муж мог и самостоятельно. Но это считалось не вполне приличным, и обычно супругу приходилось созывать семейный суд — в первые века существования Рима государство предоставляло таким судам право самостоятельно разрешать любые внутрисемейные проблемы. Хороши или плохи были законы Ромула, но, по словам Дионисия, «в течение пятисот двадцати лет в Риме не был расторгнут ни один брак». Это наводит на мысли, что все эти годы римские женщины либо не пили вина и не изменяли мужьям, либо делали это в строжайшей тайне. Единственная скандальная история, повествующая об адюльтере, связана со знаменитой Лукрецией, женой Тарквиния Коллатина, — об этом подробно пишет крупнейший историк Рима, Тит Ливий. Секст Тарквиний, сын последнего римского царя, прельщенный не столько красотой, сколько «несомненной добродетелью» женщины, проник к ней в спальню с мечом в руке. «Видя, что Лукреция непреклонна, что ее не поколебать даже страхом смерти, он, чтобы устрашить ее еще сильнее, пригрозил ей позором: к ней-де, мертвой, в постель он подбросит, прирезав, нагого раба — пусть говорят, что она убита в грязном прелюбодеянии. Этой ужасной угрозой он одолел ее непреклонное целомудрие». Лукреция уступила домогательствам царевича, но потом немедленно послала за отцом, мужем и ближайшими друзьями. Когда все они собрались в ее спальне, на вопрос мужа: «Хорошо ли живешь?» — она ответил: «Как нельзя хуже. Что хорошего остается в женщине с потерею целомудрия?» Авторам настоящей книги, вопреки знаменитой героине, хочется верить, что в Лукреции, как, и в других римских женщинах, помимо целомудрия, имелись и другие достоинства. Но сама жертва Тарквиния придерживалась другого мнения и была непреклонна. Она заявила: «…Себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!» После чего пронзила себя ножом. — 33 —
|