Секс, секс, секс!

Отвращение к сексу бывает при многих других вариантах неправильного воспитания в детстве, а также в случаях физического или сексуального насилия над девочкой в детском или подростковом возрасте.

При всем моем уважении к В. Набокову, я не могу читать “Лолиту” ‑ ведь это же педофилия! Сколько же таких несчастных “лолит”, страдающих от извращенной чувственности стареющих мужчин!

Марина обратилась с жалобами на пониженное настроение, отсутствие интереса к жизни, чувство безысходности, нежелание жить.

Ее мать ‑ бывшая актриса. После развода с отцом Марины она стала пить, приводила домой своих собутыльников, потом вышла замуж. Марине тогда было 12 лет. Отчим с самого начала стал оказывать ей знаки внимания ‑ приносил конфеты, трепал по щечке, слегка щипал или похлопывал по плечу, гладил по голове. Лишенная материнской ласки девочка считала его самым близким человеком после матери.

Однажды, когда матери не было дома, Марина принимала ванну, к ней вошел отчим, якобы помыть руки. Присев на край ванны, он грустно сказал: “Опять мама нас с тобой бросила и загуляла, бедные мы, бедные...” От этих слов Марина разрыдалась. Девочка очень страдала от пьянства матери, ей было стыдно перед одноклассниками. Он ее утешал, положив руки ей на плечи, потом завернул ее в махровую простыню, перенес на постель и прилег рядом. Когда он начал поглаживать ее, просунув руку под одеяло, она вздрогнула и отпрянула, но он так ласково и спокойно с нею говорил, что она боялась его оттолкнуть.

Девочка почти не сопротивлялась, когда отчим овладел ею, хотя ей было очень страшно, стыдно и противно. После этого она убежала в ванную и долго плакала, а когда она вышла, отчим сказал, что ничего плохого не произошло, все это естественно, она “хоть и маленькая, а женщина”, а он мужчина, ее мамы постоянно нет дома, а Марина так напоминает ему маму... и так далее.

Мать пришла домой поздно и пьяной. Девочка не смогла ей рассказать о случившемся. На следующий день матери опять не было дома. В этот раз Марина отчаянно сопротивлялась, царапалась, плакала, просила оставить ее в покое. Отчим вначале пытался ее уговаривать, потом овладел силой. Позже он строго сказал, чтобы она не вздумала рассказать матери; в противном случае он отправит ее на принудительное лечение от алкоголизма, удочерит Марину, и они все равно будут жить вместе.

Так повторялось каждый раз, когда матери не было дома или когда та спала, будучи пьяной. Иногда отчим проводил с Мариной всю ночь. Девочка стала подавленной, рассеянной, ходила с опущенной головой, прятала глаза, избегала подруг. Ей казалось, что все догадываются, что с нею проделывает отчим почти каждую ночь. По ночам она долго не могла уснуть, в ужасе ожидая, что сейчас скрипнет дверь, и опять войдет отчим. После его ухода долго плакала, не могла заснуть, постоянно не высыпалась, утром вставала вялой, разбитой, по любому пустяку на глазах появлялись слезы. От ее прежней привязанности к нему не осталось и следа. Она не очень понимала, что происходит, но было ощущение чего‑то мерзкого, грязного. Ей некому было рассказать о происходящем; мать совершенно опустилась, пила уже с утра и в течение всего дня. Марина не раз пыталась с нею заговорить, но та смотрела на нее с бессмысленной пьяной улыбкой, и девочка замкнулась в себе, сознавая, что мать не способна ни понять, ни помочь, а скорее всего, опять раскричится.