оправданий, ни слова упоминания о чем-то несделанном, никаких просьб или ценных указаний. В общем, когда поздно вечером моя подруга вернулась домой, ее ожидал не мрачный, перебившийся сосисками и общением с телевизором мужик, а букет цветов, бутылка шампанского, коробка ее любимых конфет и даже зажженные свечи. Стоит ли говорить о том, что теперь такие эксперименты она проводит регулярно. Конечно, ее дом не превратился в оранжерею и склад "Мадам Клико", но "погода в доме" достигает отметки штормового балла крайне редко. Кстати, мысль оставить романтическое послание пришла Машке в голову после того, как она прочитала одну замечательную книжку, которая называлась "Любовь в письмах выдающихся людей". Помню, как она сунула мне ее в метро и сказала: "Почитай. Это и про любовь, и одновременно историческое, познавательное". Соскучившись по интеллектуальному чтению, я тогда с радостью принялся за книгу, окунувшись в те времена, когда любой уважающий себя человек умел изъясняться по-французски, регулярно посещал балы и начинал свой день не с теле новостей, а с прочтения писем и записок, которые горделиво преподносил ему на подносе слуга с бакенбардами. Ох, и жили же люди раньше! Вот, например, какие "приятности" получала поутру от своего возлюбленного поэта Генриха Гейне девушка с красивым именем Камила: "Моя очаровательная мускусная кошечка! Узнала ли ты почерк твоего сентиментального, как влюбленный мопс, Генриха? С добрым утром и счастливого тебе купания. Остаюсь вечно с глупой нежностью преданный тебе". Что ж, неудивительно, что после такого утреннего приветствия Камила не роптала на то, что Гейне не дарил ей дорогих подарков и вообще, говоря по-современному, зарабатывал немного. А вот и еще одно подтверждение силы письменного слова. Оказывается, суровый полководец Наполеон, отправляясь в свои военные походы, уже в пути частенько обнаруживал в карманах своего сюртука записочки от мудрой Жозефины, в которых она напоминала ему о том, что его поцелуи до сих пор жгут ее тело, "подобно лучам экватора". Не случайно, по собственному же признанию Бонапарта, Жозефина была — 136 —
|