Менее известна, но просветлена золотом истинной поэзии Пиндара (Olympia, vi, 36) любовь Аполлона к Эвадне, приемной дочери аркадского
Сказание далее гласит, что Аполлон силой добился любви Кирены, дочери фессалийского царя Гипсея. Пиндар удивительным образом преобразил на свой лад и это предание; его возвышенному пониманию божественного противоречил рассказ о том, что Аполлон добился любви Кирены с помощью силы, и потому поэт описывает, как в сердце бога борются страсть и душевное благородство, и переносит этот конфликт в его беседу с Хироном, мудрым кентавром и воспитателем героев. Как говорит Хайнеманн, Аполлон и Хирон, юношеский порыв и дух мудрости, суть две души в груди одного бога. Этим объясняется и задорный, даже насмешливый тон кентавра: он дает совет, зная, что бог уже все решил (Pythia, ix, 18 сл.): Это он [Гипсей] вскормил Кирену, чьи локти сильны, И не любила она ни возвратный бег челнока по станку, Ни радость пиров средь верных друзей, — Нет: меч и дрот Медный обрушивала она на лесных зверей, Мирный покой добывая для отчих стад, И мало взыскивал с ее век перед зарей Сладкий наложник — сон. В безоружном одноборстве с тяжелым львом Застиг ее Дальний стреловержец с широким колчаном, Аполлон; И так он выкликнул Хирона из покоев его: «Выйдя из святых пещер, сын Филиры, Подивись на женскую мощь и дух, Как юная бьется, не дрогнув лбом, Сердцем осиливая усталь, В душе не обуреваемая страхом! Кто родил ее? Отсевком какого сева Она держит убежища тенистых гор? Силу она вкушает безмерную! Праведно ли поднять на нее громкую мою руку, Праведно ли с ее ложа сорвать медовый цветок?» И ярый кентавр, Усмехнувшись из-под добрых бровей, Отозвался таким ему советом: «Умному Зову
Святых ласк. И богам и людям Стыдно у всех на виду Мять первины сладкого ложа, — Оттого-то тебя, кто не властен лгать, — 120 —
|