Счастливая проститутка

«Эй, – сказала она, – ты, со светлыми волосами, – толчок в бок, – ты, наверно, хорошо заколачиваешь, поди по 25 долларов в час?»

«Нет, прошу прощения, – сказала я, – мы – девушки, которые стоят 100 долларов в час». Я преувеличивала, конечно, но мы чувствовали себя высокородными леди по сравнению с этими человеческими отбросами.

Та не хотела показать, что разозлилась, поэтому спросила снова: «Эй, подружка, – снова толчок, – надеюсь, твой старик ждет тебя снаружи, чтобы вытащить отсюда?» – «Что значит «старик»?» – спросила я, так как не была еще знакома с жаргоном уличных проституток в те дни. «Альфонс, что, у тебя нет альфонса?» – снова тычок, а затем толчок.

Девка действительно была потрясена, что я не знаю, кто такой «жирный кот», гораздо больше, чем то, что меня никто не поджидает на свободе. Я надеялась изо всех сил, что она заткнется, потому что этот разговор нервировал меня, и я действительно переживала, как сложится моя дальнейшая жизнь. Всего год назад я собиралась выйти замуж и создать крепкую семью, а сегодня сидела в грязной камере с двадцатью отвратительными уличными шлюхами.

«Отстань от нее, – сказала Жоржетта, – она новичок в таких делах». И примерно в это время нас вызвали в зал суда.

Среди публики в зале я увидела Картера, моего вчерашнего банкира, в этот раз уже трезвого, у которого хватило сообразительности прийти сюда и выяснить, что произошло.

Затем адвокат, нанятый для нас Жоржеттой, встал и произнес свою защитительную речь. Я не поняла всей процедуры хорошо, но он, должно быть, был очень компетентным, потому что услышала, как судья в конце заседания объявил: «Дело закрывается».

Вместе мы поднялись наверх, на свободу, чтобы выпить молочный коктейль и съесть сандвич, и там встретили юриста и Картера. Я поблагодарила их обоих и договорилась, что отныне Картер будет моим банкиром, кем он и является до настоящего времени.

Затем съездила на квартиру к Жоржетте, чтобы выудить из ее белья выдранные мной страницы с телефонами. Сразу после этого я поехала домой, задернула занавески и проспала четырнадцать часов, чтобы забыть то, что стало одной из самых неприятных ночей в моей жизни.

Пуэрто‑Рико

Стоял февраль, было промозгло и холодно, а улицы Нью‑Йорка были погребены под талым грязным снегом. У меня не было настроения заниматься своим делом. Арест все еще стоял у меня перед глазами, и воспоминания об этом случае постоянно создавали мне плохое настроение.

Я была сыта по уши этим бизнесом с его клиентами, бандершами, полицейскими и всем тем, что составляет фон этого занятия.