Ах, вначале она была совсем другой — миловидной, молодой, нетронутой, невинной. В тот момент, когда он размышлял об этом, на кухню вошла Бет. — Прошу извинить меня, — сказала она. — Я не знала, что здесь кто-то есть. Я не могла уснуть и решила согреть себе молока. — Теплое молоко для старых дев, — медленно сказал Фрэнк. Раньше он не видел, как она была хороша. Она нервно усмехнулась и достала молоко из холодильника. Он наблюдал, как она наклонилась, вынула бутылку с молоком и встряхнула ее. Она не пользовалась косметикой, накрашенных женщин он ненавидел. Они напоминали ему похотливых грязных шлюх в черных бюстгальтерах и чулках на ремнях, которых предпочитал его отец и с которыми он познакомил Фрэнка, когда ему было еще тринадцать. — С работой все в порядке? — хрипло спросил Фрэнк. — Да, спасибо, мистер Бассалино. — Она усердно размешивала молоко, золотистые волосы скрывали ее лицо. — А как ведут себя дети? — Дети очень хорошие. — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, и ему понравилось ее чистое, свежее лицо. В этот момент она поняла, что он готов. Если бы только она могла побороть себя и преодолеть собственное сопротивление. — Ты красивая девушка, — сказал Фрэнк. — Почему ты прячешься и занимаешься только детьми? — Мне нравится спокойная жизнь. — Молоко начало закипать, и Бет наблюдала за поднимавшейся вверх пенкой, которая подошла к краю кастрюльки и вылилась ей на руку. От боли она вскрикнула. Фрэнк уже готов был заорать: «Какого черта!» — но, увидев, что произошло, намазал обожженную руку толстым слоем масла. — Я очень извиняюсь. Она посмотрела на него голубыми широко раскрытыми глазами. — Какая я неловкая. Они стояли так близко друг к другу, что она ощущала запах его тела, и ее желанием было убежать отсюда. Но вместо этого она подошла к нему вплотную. Он схватил ее на руки, поднял высоко, как ребенка, и поцеловал сначала легко, затем крепче и тверже. Она молчала. Ее губы оставались сухими, сомкнутыми и немного подрагивали. — Мой Бог, — удивился он. — Ты такая легкая, как ребенок. И ты еще совсем не умеешь целоваться. Сколько же тебе лет? В его руках она чувствовала себя, как в плену. Если бы он захотел, он легко мог бы раздавить ее. — Мне двадцать, — прошептала она. — У тебя уже был мужчина? — Мистер Бассалино, пожалуйста, прошу вас, отпустите меня, мне больно. Он тотчас отпустил ее. — 235 —
|