На другое утро, уже после полудня, все стали медленно просыпаться. Помятые физиономии; у вчерашних красавиц поблекшие лица; лихорадочно горящий румянец на щеках; синяки под глазами, как будто бы по ним колотили кулаками; они потягивались своими усталыми членами, и их первые слова выражали сожаление. Мой хозяин поднялся и с насмешливой улыбкой на губах созерцал четырех девиц, разбитых, помятых, обезображенных; я услышала, как он тихо сказал: — Каковы бы ни были по качеству курицы, петухи всегда лучше. Но он забыл прибавить, что у него хватило благоразумия не напиваться так, как эти безумцы, и если он был опьянен, то вино к этому опьянению не имело никакого отношения. На самом деле мой хозяин никогда не напивался до зеленых чертиков, несмотря на то, что был большим любителем выпивок. Умел ли он воздерживаться? Было ли у него достаточно сил, чтобы отказаться от двух или трех лишних бокалов, с которыми теряешь рассудок? Обладал ли он желудком, способным переварить в себе все, что угодно? Я не знаю, но я не видела его никогда в пьяном виде, его капризный характер объяснил мне, каким образом он мог постоянно совершать свои физические упражнения, владеть собою во всех обстоятельствах. XIПтички упорхнули одна за другой; мой хозяин привел свой туалет в полный порядок до мелочей, и я его увидела садящимся за стол; он держался прямо, взор его сиял; усы закручены, шапка была слегка надвинута на ухо. Я не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть: — В императорском табуне нет ничего подобного! Это животное переносит все! Возможно ли, по вашему мнению, чтобы такая кушетка, как я, не обожала хозяина, подобного моему? Я влюблена, говорю чистосердечно. Мне бы хотелось, чтобы мой каркас, мои пружины и моя вышивка превратились сейчас в прекрасную сильную девушку с янтарного цвета кожей, как у моего милого, нежного друга, красивой дамы с карими глазами, которая, смотря в зеркало на свои плечи и ноги, говорит с довольным видом: «Решительно, у меня кожа первого сорта!» Но моя самая обыкновенная, утомившая даже меня вышивка никогда не будет стоить кожи не только первого, но и второго сорта; как бы чувствительны ни были мои пружины, они никогда не испытают того, что испытывают женские нервы, и я слишком хорошо знаю изящество моей еловой арматуры, чтобы быть уверенной, что она всегда уступит гибкой и нежной структуре прекрасного женского тела. Почему это сегодня я мечтаю о своем хозяине? Почему я возбуждена в такой степени, и почему я трясусь в своем углу, как безумная, желающая пирога, пирога ее хозяина? — 939 —
|