Вскоре я оказалась пассивной зрительницей одной сцены, о которой следует рассказать несколько подробнее. В комнате в течение дня никого не было; бедная мебель уже начинала дремать в ночной тишине, как вдруг послышался за дверьми ужасный шум. Мы затрепетали от ужаса; и прежде, чем комната осветилась, в нее вошли три женщины. Они, должно быть, отлично знали, где находятся. Темень продолжалась всего несколько секунд: за ними следовал мой хозяин, который, по своему обыкновению, зажег все лампы и все свечи в доме. — А теперь, что вы хотите пить? — спросил он у своих подруг. — Шампанское!!! Далее все происходило, как по написанному: Лизетта, Мария и Марта, три куртизанки (все в высшей степени элегантные, одетые в кружева и лино[49], украшенные чудными драгоценностями, в больших шляпах, отделанных черными или белыми перьями, в шелковых чулках и перчатках из белой кожи), взяли каждая по подсвечнику и, следуя вереницей за моим хозяином, распевая во все горло застольную песню, направились к выходу, чтобы спуститься в погреб. Я себе ясно представляла эту ночную прогулку по лестницам, темным и влажным переходам подземного помещения, где в воздухе стоит запах вина, которое только и ждет того момента, когда его возьмут. — Ну, в эту ночь мы уже не наскучим друг другу, — сказала высокомерная кровать. — Я тоже полагаю, что он натворит много дел, — сказал маленький стул. С их мнением вполне согласилось кресло: евнухи тоже иногда должны высказать свои соображения. Что же касается меня, то я, еще не познавшая всей прелести и безумства оргий, ничего не сказала, но втайне уже приготовилась ко всему. В торжественно освещенной комнате мы все походили на солдат, готовых к решительному бою. Мы не долго оставались одни: с песней, шаг за шагом, в определенном порядке, неся в руках дымившиеся, как факелы, подсвечники, каждая с бутылкой в руке, женщины ввели моего хозяина в комнату. Потом все четверо остановились, чтобы пропеть последний припев: C'est nous qui sommes les pomponnettes C'est nous qui sommes les gigolettes Si nous savons aimer, Si nous savons b… laguer, A boire! A boire! A boire! A boire! Nous savons bien mieux boire. Как только прозвучал последний стих, соседи, потревоженные несшейся через полуоткрытое окно песней, стали бросать нам несправедливые упреки. — Это противно! — кричала старая женщина. — В этом шуме невозможно уснуть! — Нужно будет завтра пожаловаться хозяину! — сказал сердито профессор университета, живший напротив. — 910 —
|