— Од! Од! Монах горел, а у этой девки была собачья морда! Разве это не дьявольски ужасно? Она мягко ответила мне: — Не понимаю, что вы хотите сказать. Но, если вы верите мне, мы еще раз пойдем туда. И указала мне на постель. Рыданья душили меня. — Нет, не надо этого, дорогая моя Од! Никогда больше и ни за что. Пойми, с этого дня мы должны разойтись в разные стороны. Она пожала плечами. В ней не было ни тени возмущенья. Она сказала мне с ясным, почти детским взором: — Ну и ладно! Пусть будет, как вы хотите. Но ведь не я первая вернулась тогда. И теперь вы же снова уходите первый. — Да, — ответил я с ужасной скорбью в сердце, — там были мирные люди и простые души. Я все покинул, чтобы вернуться к тебе. Ах, Од, зачем ты меня не любила! Я никогда бы не ушел! Красотой дышало ее тело, словно дикое животное, словно неукротимая тигрица. Я дрожал, не смел взглянуть на нее. Она сделала шаг в мою сторону и снова принялась смеяться своими немыми губами. А я грубо окликнул ее: — Уйди прочь! Уйди вон! Она посмотрела на меня с удивлением, как будто я лишился рассудка и, повернувшись к зеркалу, спокойно поправила на себе шляпу, слегка прихлопнув с боков руками. Казалось, она на самом деле была поглощена этой мелочной заботой. И, стоя позади нее, я увидел себя с смешным и нелепым жестом в светлом овале зеркала. Она двинулась к двери. Ее чудные бедра плавно колебались. Только когда взялась за дверную ручку она как будто вспомнила, что я все-таки был чем-то в ее жизни. — Я вот что хотела тебе сказать, — промолвила она. — Если я тебе надоела и ты отправляешься на необитаемый остров, то помни, что, если даже ты встретишь там какую-нибудь девицу и полюбишь ее, — ты будешь думать обо мне и тогда, когда она будет раздеваться для тебя. Но, если на этом островке не будет никого кроме одного тебя, ты будешь валяться в траве, будешь обнимать руками землю и обладать ею, выкрикивая мое имя. Од — не из таких, которых забывают! Я затворил за нею дверь. И думал: «Теперь надо спешить, как если бы дом был в огне». Од пришла ко мне в последний раз. Мы обменялись только несколькими словами без всякого отношения к предстоящей разлуке. Я предложил ей сохранить в память нашей любви мою мебель. Это было моим завещанием человека, который для нее вычеркивался из жизни. Согласившись на мое предложение без возражений, она, казалось, не таила никакой задней мысли, но в тот момент, когда я отдал ей ключи, она отвернулась в сторону. Не знаю, смеялась ли она… — 681 —
|