— Барон филантроп, — сказала она иронически. — Вы над ним не издевайтесь… — Барон? — воскликнул Буассело с деланным изумлением. — Барон? Что это за птица? Она рассмеялась. Ей, как и ему, казались нелепыми эти титулы псевдодворянства, льстящие только самому пустому тщеславию. Ловушка для дураков — добыча спекулянтов на человеческой глупости! — И подумать, — сказал Буассело, — что однажды пробушевала ночь четвертого августа! Революция, где ты? Кафе опустело. Лакеи составляли стулья. — Час! — сказала Моника. — Уже поздно! — Правда, — удивился Буассело, — как пролетело время!.. На углу Оперы он стал поспешно прощаться. Моника хотела уже сесть в такси, но вдруг он спросил: — Вы где живете? В какой части города? — На улице Боэти, разве вы не знаете? Он пробурчал: — Для вас ведь вовсе не обязательно жить возле магазина! Она почему-то улыбнулась, вспомнив о своей холостяцкой квартире на Монмартре, и сказала: — Да, но я живу на антресолях над магазином. И надеюсь, что вы доставите мне на днях удовольствие и придете с нашим другом Виньябо завтракать. Буассело был польщен. Небанальна и проста, несмотря на известность. Да, с ней приятно встретиться еще!.. Он дружески пожал ей руку. — Значит, решено? Да, а ваш адрес? — 27, улица Вожирар. — До свидания! Я вам черкну… Автомобиль тронулся. Она наклонилась и проводила глазами медленно удаляющуюся, приземистую фигуру. Славный он, этот Буассело… Часть третьяПосле вечера в «Наполитене» они виделись еще раза три или четыре, но этого было достаточно… Смутный проблеск желания разгорелся пылающим пожаром. Во-первых, завтрак вместе с Виньябо в очаровательной квартирке на антресолях на улице Боэти… В глазах Буассело Моника, в скромной и элегантной обстановке, каждая мелочь которой подчеркивала ее индивидуальный вкус, предстала в новом свете. Современная фея — в созданном ее фантазией дворце… Она влекла его не только своей элегантностью и плотской соблазнительностью, к которым суровый писатель все же имел тяготение, как ни старался это скрывать. Он вышел из простой среды, но, несмотря на кажущееся пренебрежение к внешности, в нем оставались от трудного начала его карьеры — от дней, проведенных среди богемы Монмартра и в ателье Монпарнаса, — далеко не удовлетворенные аппетиты. Моника импонировала ему окружающей ее роскошью и не изведанной еще им утонченностью. Пленял также ее тонкий ум и культура, проявляющиеся даже в случайных разговорах. — 1476 —
|