— Конечно, — небрежно отвечал Бовари. Быть может, он держался тех же взглядов и никого не хотел обижать, а может быть, и вовсе об этом не думал. Разговор казался исчерпанным, но тут фармацевт счел уместным нанести последний удар: — Я знавал священников, которые переодевались в светское платье и ходили смотреть, как дрыгают ногами танцовщицы. — Ну, полноте! — сказал кюре. — Нет, я знал! И Омэ повторил раздельно: — Нет — я — знал. — Ну, так они поступали плохо, — произнес Бурнисьен: он решил не ссориться. — Черт возьми! Они еще и не то делают! — воскликнул аптекарь. — Милостивый государь… — прервал его священник с таким яростным взглядом, что фармацевт струсил. — Я только хотел сказать, — отвечал он менее грубым тоном, — что наилучшее средство привлечения душ к религии — это терпимость. — Вот это верно! Это верно! — уступил добряк, снова усаживаясь спокойно на стул. Но он пробыл здесь не больше двух минут. Как только он скрылся, г-н Омэ сказал врачу: — Вот это называется поднести понюшку! Видели вы, как я его отделал!.. Словом, послушайтесь меня, повезите госпожу Бовари на спектакль, хотя бы ради того, чтобы раз в жизни посердить, черт возьми, этих ворон! Я бы и сам сопровождал вас, если бы кто-нибудь мог заменить меня в аптеке. Торопитесь! Лагарди даст только одно представление; он получил чрезвычайно выгодный ангажемент в Англию. Это, говорят, такой тип! Он купается в золоте! Возит с собою трех любовниц и повара! Все эти великие артисты прожигают жизнь: им необходимо беспорядочное существование, — оно возбуждает фантазию. Но в конце концов они умирают где-нибудь в больнице, ибо не догадываются смолоду накопить денег. Ну, приятного аппетита, до завтра! Мысль о театре сразу увлекла Шарля; он немедленно заговорил об этом с женой. Та сначала стала отказываться, ссылаясь на утомление, на беспокойство, на расходы; но муж, против обыкновения, не уступил, — так он был уверен, что это развлечение принесет ей пользу. Никаких препятствий он не видел: мать только что прислала триста франков, на которые он даже не рассчитывал, текущие долги были не столь уж велики, а до уплаты г-ну Лере по векселям оставалось так много времени, что об этом не стоило и думать. Вообразив, будто Эмма не хочет ехать из деликатности, Шарль начал настаивать еще упорнее и так надоел ей своими уговорами, что в конце концов она согласилась. И на следующий же день, в восемь часов, оба отправились в «Ласточке». — 142 —
|