Радуга Фейнмана. Поиск красоты в физике и в жизни

Константин тоже затянулся – сигаретой. Выдул дым к потолку, после чего взглянул на меня с улыбкой.

– Он ишак. Он учит, тащит кучу студентов. Делает черновую работу, чтобы ребята типа Фейнмана могли оттягиваться.

– Ну, с такой нагрузкой, может, ему не помешает коллега, – сказал я.

– Уверен, он будет счастлив все тебе про свою работу выложить. В конце концов, остальным же плевать.

– Спасибо за поддержку, Константин, – с этими словами я направился к выходу из его кабинета.

– А что? Я разве что плохое сказал? – спросил он мне вслед.

Кабинет Шварца был за углом. Дверь была открыта. На вид Шварцу было около сорока, очень подтянутый. Он сидел за столом и читал сигнальную копию – так у физиков называется рукопись научной статьи. Поскольку журналы долго возятся с публикациями статей, большинство научных работ расходится в народ в виде таких вот копий (в наши дни их можно загрузить из интернета). Он взглянул на меня.

– Да?

Я представился. Он улыбнулся.

– Да, я слышал, вы новенький.

– Мне интересно со всеми познакомиться и узнать, кто чем занят.

– Я работаю над теорией струн, – сказал он так, будто это такое бытовое понятие.

– Подумалось, может, вы бы могли что-то рассказать мне о вашем исследовании.

– У меня, увы, нет времени, – ответил он.

– В другой раз, значит… – сказал я. – Когда будет удобно?

Он встал и подошел к книжной полке. Достал полдесятка сигнальных оттисков и копий статей.

– Вот, – сказал он. – Почитайте и все.

Он вручил мне материалы и вернулся к работе, будто меня и не было рядом. Он отслюнил мне все слова, какими желал поделиться, и теперь словно жадничал даже взгляда.

Я вернулся зализывать раны к себе в кабинет. Заглянул Константин, спросил – несколько слишком жизнерадостно, – стал ли я новым «послушником» Шварца. Я продемонстрировал ему средний палец, что ни в Греции, ни в Италии не применяется. Но он понял.

Но ни я, ни он не знали, что через несколько лет стопка статей, легшая в тот день ко мне на стол, станет предметом поклонения по всему миру – как предвестник одного из самых многообещающих прорывов в теоретической физике XX века.

X

Чтобы разобраться в статьях Шварца, пришлось потрудиться, но я хотя бы наконец смог сосредоточиться. Обнаружил, что, несмотря на сомнительную репутацию Шварца и его теории и недостаток союзников на факультете, у него работали то ли четверо, то ли пятеро аспирантов – больше, чем у любого другого факультетского профессора. Паре из них я позадавал вопросы. Аспиранты оказались смышлеными. Вменяемыми. Они что, не понимают, что 99,9 процентов «экспертов» в физике считали их чокнутыми?