– О, я думаю, у вас все получится! Потому мы и предложили вам это место. Большинство новоиспеченных докторов наук мы определяем на работу под началом того или иного профессора. Но не вас. Вы, доктор Млодинов, – вольная птица. Никому не подотчетны – только себе. Можете, если захотите, преподавать – большинству молодых докторов такое не позволено, а хотите – не преподавайте. Можете вести изучение в области физики или, как Макс Дельбрюк, – в биологии или любой иной сфере, какая нравится. Пожелаете – можете вообще яхты проектировать! Все в ваших руках! Мы даем вам эту свободу, потому что сочли вас лучшим из лучших, и уверены, что, получив такую волю, вы сможете добиться великого. Напутствие оказалось вполне от души, и ему оно удалось. Но он ошибся адресом. Я ушел из его кабинета с тем же чувством, какое пережил в одном своем сне. Снилось мне, что я, еще в Беркли, еду в лифте наверх, к себе в кабинет и вдруг понимаю, что гол – забыл утром одеться. Выхода у меня два: либо нажать на кнопку «Стоп» и тем самым отсрочить выход из лифта, но при этом включится сигнализация и привлечет ко мне внимание. Либо дождаться, пока двери откроются, и попытаться проникнуть к себе незамеченным. И в жизни, и тогда во сне, я выбрал второе. Через несколько дней я сидел у себя в кабинете и размышлял о своей горемычной судьбе, и вдруг мне выпала возможность унять нервы шампанским. Праздновал весь академгородок: объявили, что за изучение специализаций полушарий мозга Роджер Сперри только что получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине 1981 года. Калтех и МТИ сравнялись по количеству нобелевцев. Одно полушарие моего мозга восхищалось и гордилось этим событием, а второе переживало: давление на меня еще чуточку усилилось. IVКогда мне наконец показали мой кабинет, выяснилось, что это соседняя дверь от Марри Гелл-Мэнна, одного из пары титанов, помянутых главой подразделения. Через несколько дней я представился, и мы немного поболтали у стола с чаем и печеньем, к которому все выбирались после семинара. Марри выглядел в точности так, как я представлял его по фотографиям, – вплоть до фирменного галстука «боло». Я назвался. Он мне своего имени не сказал – чего уж тут, когда ты так знаменит, – но мое повторил. В его версии я ее не опознал, но он сказал, что так произносить «правильно» (по-русски). Предложил этимологию моей фамилии. Я не спрашивал его о происхождении его необычного имени, но выяснилось, что дефис – изобретение его отца. Все равно почти все звали его по имени. Фейнмана «Диком» именовал гораздо более узкий круг людей. — 12 —
|