Мы были музыкой во льду. Я говорю про ту среду, С которой я имел в виду Сойти со сцены и сойду. Здесь места нет стыду. Он с сарказмом писал о тех интеллигентах, которые страстно поверили в новый строй (Брюсов? Маяковский?): А сзади, в зареве легенд, Дурак, герой, интеллигент В огне декретов и реклам Горел во славу новой силы, Что потихоньку по углам Его с усмешкой поносила… Идеалист интеллигент Печатал и писал плакаты Про радость своего заката. И все же он не мог скрыть понимания известной закономерности происходящего и своего изумления перед личностью Ленина, чьим «голосовым экстрактом… сама история орет» о том, что в ней «кровью былей начерталось», а сам он был «их звуковым лицом». И признавал, что Ленин «управлял теченьем мысли и только потому страной». Но Предвестьем льгот приходит гений И гнетом мстит за свой уход. (Курсив мой. — Е. Ф. ) Прошли годы, прежде чем эта известная двойственность перешла в окончательный вывод: Я льнул когда-то к беднякам Не из возвышенного склада. ................... Хотя я с барством был знаком И с публикою деликатной, Я дармоедству был врагом И другом голи перекатной. ................... Но я испортился с тех пор, Как времени коснулась порча. ................... Всем тем, кому я доверял, Я с давних пор уже не верен. Я человека потерял Затем, что всеми он потерян. С разными вариантами этот процесс преобразования в умах охватывал едва ли не всю интеллигенцию дореволюционной закваски. Ученым-естествоиспытателям было легче. Несмотря на многие потери от террора, на усиливающийся идеологический пресс невежественных «руководителей», они все же могли дышать чистым воздухом своей науки, которая была нужна новой власти и потому быстро развивалась. Научные институты, высшие учебные заведения росли как грибы. Всеобщее среднее образование при всех его недостатках неизбежно рождало поколения людей, способных думать. Часто, конечно, это приводило лишь к «образованщине», а не к подлинной интеллигентности. Власть нуждалась в этих людях, но и опасалась их, а потому держала в постоянном страхе. В сатирической повести Д. Гранина «Наш дорогой Роман Авдеевич» ее герою, типичному брежневскому члену Политбюро, принадлежит великолепная сентенция: «Страх рождает сознательность». Страх, господствовавший в стране, действительно побуждал подсознательно искать и находить черты режима, хотя бы частично примиряющие с ним. А такие черты, конечно, были. Стремление как-то вписаться в господствующую систему, принять дух времени можно найти у многих, даже лучших, поэтов и писателей, но, разумеется, не у всех (вспомним хотя бы несгибаемых Ахматову и Булгакова). — 77 —
|