|
– Говорит Костерт, – голос у него был подобострастный, тон – ледяной, – нам еще предстоит уточнить с вами гонорарный вопрос, господин Шнир. – Пожалуйста, – согласился я, – не вижу никаких препятствий. – Ах, так? – сказал он. Я молчал, тогда он начал снова, и в этом его пошло– ледяном тоне появились прямо-таки садистские нотки. – Мы условились платить сто марок клоуну, который в то время стоил все двести… – Он сделал паузу для того, конечно, чтобы дать мне время прийти в бешенство, но я по-прежнему молчал, – тут он сорвался и заговорил в свойственной ему хамской манере: – Я отвечаю за общественно полезное дело, и совесть запрещает мне платить сто марок клоуну, цена которому от силы двадцать, я бы даже сказал – красная цена. Я не видел причин прерывать молчание, закурил сигарету, подлил себе жидкого кофе и прислушался к его пыхтению. Фрагмент спектакля «Глазами клоуна» Санкт-Петербургского театра на Васильевском острове – Вы меня слушаете? – спросил он. – Да, я вас слушаю, – сказал я и стал ждать, что будет дальше. Молчание – хорошее оружие; в школьные годы, когда меня вызывали к директору или на педагогический совет, я всегда упорно молчал. Пусть-ка добрый христианин Костерт на другом конце провода немножко попотеет; жалости ко мне он не почувствовал – для этого он был слишком мелок, – зато он стал жалеть себя и, в конце концов, пробормотал: – Предложите что-нибудь, господин Шнир. – Слушайте хорошенько, господин Костерт, – сказал я. – Я предлагаю вам следующее: вы садитесь в такси, едете на вокзал, берете мне билет до Бонна в мягком вагоне… покупаете бутылку водки, приезжаете сюда в гостиницу, оплачиваете мой счет, включая чаевые, и оставляете в конверте ровно столько денег, сколько потребуется мне на такси до вокзала; кроме того, вы обязуетесь перед своей христианской совестью отослать мой багаж в Бонн за ваш счет. Ну, как, согласны? Он что-то подсчитал и откашлялся. – Но я ведь хотел заплатить вам пятьдесят марок. – Хорошо, – ответил я, – тогда садитесь на трамвай, и вам это обойдется еще дешевле, согласны? Он снова что-то подсчитал. – А не могли бы вы взять багаж в такси? – Нет, – сказал я, – я повредил ногу, и мне не под силу возиться с багажом. Видно, христианская совесть, наконец, зашевелилась в нем. – Господин Шнир, – сказал он мягко. – Сожалею, но я… — 170 —
|