|
По мнению некоторых исследователей, Пиранделло вел себя с фашистами как соглашатель, приспособленец. В защиту писателя следует сказать, что он не раз во всеуслышание заявлял о своей аполитичности, в ряде случаев выступал с критикой фашистской партии, в связи с чем после закрытия Национального художественного театра у него возникли трудности с постановкой в Италии своих пьес. Некоторое время Пиранделло живет в Париже и Берлине, много путешествует и в 1933 году, по личной просьбе Муссолини, возвращается на родину. Л.Пиранделло за рабочим столом в последние годы жизни В 1934 году Пиранделло получает Нобелевскую премию по литературе «за творческую смелость и изо бретательность в возрождении драматургического и сценического искусства». В своей речи Пер Хальстрем, член Шведской академии, отметил, что «…самая замечательная черта искусства Пиранделло заключается в его почти магической способности сделать из психологического анализа хорошую пьесу». В ответной речи Пиранделло объяснил свои творческие возможности «любовью и уважением к жизни, без которых было бы невозможно перенести горькие разочарования, тяжкий опыт, жестокие раны и те ошибки невинности, что придают глубину и ценность нашему опыту». Особо были отмечены и новеллы Л.Пиранделло… Аверс памятной медали Л.Пиранделло Для Диди это было первым настоящим путешествием. Шутка сказать – из Палермо в Цунику. Почти восемь часов поездом. Цуника была для нее обетованной землей, правда очень далекой, но далекой скорее во времени, чем в пространстве. Когда Диди была еще совсем маленькой, отец привозил ей из Цуники какие-то необыкновенные душистые плоды, цвет, вкус и запах которых Диди никак не могла припомнить впоследствии, хотя отец и потом продолжал привозить ей оттуда и иссиня-черную шелковицу в глиняных деревенских посудинах, выложенных виноградными листьями, и груши, прозрачно-восковые с одного бока и кроваво-красные с другого, даже с зелеными листиками, и переливающиеся всеми цветами радуги сливы, и фисташки, и сладкие сицилийские лимоны. И хотя с некоторых пор Диди уже отлично знала, что Цуника – всего лишь пыльный городишко Центральной Сицилии, опоясанный грядами жженой серы и выщербленными известковыми скалами, ослепительно сверкавшими под яростными лучами солнца, и что фрукты – конечно, столь непохожие на сказочные плоды ее детских грез – привозились из поместья Чумиа, расположенного за много километров от этого города, и, тем не менее, при одном упоминании Цуники перед ее глазами вставал непроходимый лес сарацинских олив, возникали просторы густо-зеленых виноградников и ярких садов, обнесенных живыми изгородями, над которыми роились пчёлы, ей мерещились подернутые ряской пруды, цитрусовые рощи, напоенные одуряющим запахом жасмина и апельсиновых деревьев. — 27 —
|