|
275 Habermas J. The structural transformation of the public sphere. Cambridge (Mass.), 1989. В противопоставлении области «публичного» только и обретает смысл категория «приватного» (которое не надо путать с индивидуально-идиосинкратическим), как, с другой стороны, «публичное» не сливается с «социальным», а оба они, в определенном смысле и каждое по-своему, противостоят «государственному» и т. д.; все эти категории работают лишь в системе (работает или не работает опять-таки вся их система). 276 См. в настоящем сборнике статью «Литературный текст и социальный контекст». Без специальной теоретической разработки собирательно-описательная категория «литературный быт» практически лишена объяснительных потенций, а желания разворачивать тут аналитическую работу, насколько можно судить, по-прежнему нет. Я бы предложил различать, например, такие значения «быта» для исследователя литературы и искусства (речь идет об аналитических «чистых» типах, в исторической практике их семантические элементы будут, понятно, перемешаны): 1. Быт как совокупность жизненных обстоятельств литератора, писательской группы. В этом смысле, он — предмет социальной, экономической и др. истории, в т. ч. истории литературы, включая «биографический подход», хотя никаких кардинальных отличий «литературы» от политики и экономики, спорта и эстрады, как и любой другой сферы человеческой деятельности, я здесь не вижу. 2. Быт как набор специфических коммуникативных ситуаций, которые исследователь в конечном счете ставит в связь с поэтикой данного текста, автора, группы, направления. При этом или «быт» наделяется качествами источника либо стимула текста, группы текстов, манифестов и др., или действительность в глазах исследователя, напротив, «подражает литературе», ведет себя как модель. 3. Литературный быт как прямая тема литературы, предмет ее изображения — ср. очерки нравов, автобиографии, романы «с ключом». 4. Быт как особая точка зрения на литературу — «прозаическая», «повседневная», противопоставленная, с одной стороны, героико-мемориальной, панорамной оптике музеев, юбилеев и вершин (классикализирующей «истории генералов», по Тынянову), а с другой — индивидуальному и уникальному романтическому прорыву «гения», «проклятого поэта» к истине, смыслу, целому. Так понимаемый «быт» — структура открытая, минимально заданная «внешними» критериями и инстанциями, тавтологическая (мера самой себя, автометафора литературы, символ ее автономии). В этом качестве идея «повседневности» («быта») может быть особым ресурсом как рутинного литературного сохранения и воспроизводства (точка зрения «малых сих», взгляд «с галерки», «из задних рядов»), так и литературного изменения, новации («небрежная» поэтика розановских записей для самого себя и т. п.). — 326 —
|