|
Самый крупный прозаик 1860-70-х гг. Йосип Юрчич (1844–1881) так же, как и Турнограйска, черпал материал для своих первых повестей («Юрий Козьяк, словенский янычар», 1864; «Дочь городского судьи», «Монастырский землемер», 1866 и др.) из национальной истории и народных преданий. На раннее творчество Юрчича оказали большое влияние романы В. Скотта. «О том, что историческая проза Юрчича с самого начала была связана с моделью исторической прозы В. Скотта, – утверждает Я. Кос, – свидетельствует не только тот факт, что Юрчич, начиная с 1861 г., увлекался чтением его произведений, но – прежде всего – сюжетные, тематические и формальные связи с ними; в ряде случаев речь идет о непосредственном влиянии. Так, например, центральные мотивы “Юрия Козьяка”: похищение сына владельца замка, роль цыган в этом похищении, возвращение похищенного на родину уже зрелым человеком, “узнавание” им родных мест и приобщение к прежней жизни – заимствованы в главных чертах из романа “Гай Маннеринг”. Юрчич все эти мотивы, которые у В. Скотта лишены исторической окраски, перенес в эпоху турецких завоеваний; кроме того, он ввел в повесть мотив двух братьев, добродетельного героя и злодея, вероятно, под влиянием любимых им шиллеровских “Разбойников”. Эпическую технику В. Скотта и детальную характеристику героев и событий он в большинстве случаев заменил гораздо более простой, схематичной и поверхностной манерой повестей К. Шмидта»[80]. Сюжет повести обращен к событиям 1464–1475 гг., когда турки под предводительством Ахмед-паши сожгли Стичненский монастырь, крупнейший религиозно-просветительский центр Нижней Крайны. Турецкая тема была продолжена в повести «Замок Ройинье» (1866). Затем Юрчич смело расширяет тематический диапазон, первым в прозе обратившись к такому важнейшему этапу национальной истории, как Реформация (повесть «Юрий Кобила», 1865), а потом и вообще выходит за рамки узконационального прошлого: в неоконченном романе «Славянский праведник и учитель» (1886) он проявил интерес к теме заселения Балкан славянами и их последующей христианизации. В дальнейшем эти два тематических направления окажутся для словенской исторической прозы весьма продуктивными. В первом словенском романе «Десятый брат» (1867) Юрчич обращается к современности и создает ряд реалистических персонажей, однако платит значительную дань романтике исключительных ситуаций и роковых страстей (история семейной трагедии и преступлений помещика Пишкава и отвергнутого им сына). В основе произведения две сюжетные линии: любовь домашнего учителя Ловро Кваса и дочери владельца усадьбы Слеменицы Маницы и судьба Мартинека Спака, ради мести отцу принявшего облик десятого брата. Словенское народное поверье рассматривает десятого ребенка как нечто особое, что может нанести вред семье (восходит к вере в то, что десятую часть всего нужно приносить в жертву богам), поэтому он может быть наделен сверхъестественными способностями и вынужден стать скитальцем, изгоем. Почти сказочное решение приобретает в романе любовный конфликт: бедному домашнему учителю, влюбленному в дочь владельца замка, не только удается жениться на ней, но и получить в наследство часть владений Пишкава, оказавшегося его дядюшкой. Критические замечания Левстика, указывающего на неубедительность подобного финала, недостатки в психологической обрисовке героев и одностороннее изображение крестьянской жизни ускорили переход Юрчича к реализму. Реалистические тенденции нашли особенно яркое выражение в произведениях Юрчича, посвященных жизни современного крестьянина («Соседский сын», 1868) и судьбам «маленьких людей» («Божидар Тиртель», 1867; «Трубка табаку», 1870). Однако реализм в творчестве Юрчича формировался в непосредственном соседстве с романтизмом, и даже в более поздних его повестях и романах («Доктор Зобер», 1876; «Между двумя стульями», 1878; «Красавица Вида», 1877) грани между ними трудно уловимы. Лучшие произведения Юрчича с их глубоким патриотизмом и демократизмом, мастерски построенным сюжетом, богатым и красочным народным языком до сих пор пользуются популярностью как в Словении, так и за рубежом (например, повесть «Юрий Козьяк» переведена на сорок три языка). — 109 —
|