|
Шолохов пережил, мы думаем, духовный переворот в 1924–1925 годах – когда оказался (не без влияния женитьбы и быстрого погружения в совсем иную среду, а также осмысления трагедии Ф. Миронова[762] и Х. Ермакова) будто на другой стороне ленты Мёбиуса. Оттуда непоправимая отечественная трагедия увиделась ему иначе, чем до этого. Молодой писатель захотел описать что-то очень и очень для него важное, что нельзя было оставить неописанным, не в последнюю очередь – избранную большевиками политику расказачивания. Он решился – и стал писать. Оснований для сомнений по поводу текста романа и темных мест в биографии Шолохова сколько угодно. Но и время было подходящее для пятнания своей биографии темными местами. Например, упорно отрицал очевидное – уверял, что не только не читал, но и не слышал о Ф. Д. Крюкове… Никому и никогда не показывал рукописей романа (кроме В. Кудашева). Желал ли скрыть, что пользовался чужими материалами (Крюкова или кого другого)? И оказался достаточно близок к тому, что могло быть расценено как литературное мародерство (не путать с плагиатом) – использование неопубликованного литературного произведения погибшего автора в качестве источника (формально – подобно вполне правомерному использованию исторических источников, рукописных и печатных)? Не хотел увеличивать аргументы недоброжелателей? Или боялся просто «по линии» ОГПУ?.. Вряд ли возможно сегодня ответить на это точно и достаточно убедительно. Просто из этих сомнений не вытекает, на наш взгляд, отрицание авторства. Незачем, согласно «бритве Оккама», умножать сущности без необходимости. Можно повторить за М. Г. Петровой: «…Справедливость я люблю больше, чем не люблю Шолохова». * * *Статья «О роли личностей …» в первой своей редакции писалась и была опубликована в качестве предисловия к мемуарам С. В. Житомирской «Просто жизнь» (М.: РОССПЭН, 2006), законченным за день до начала тяжелой болезни автора и напечатанным посмертно. Треть этой работы занимает глава под названием «История гибели Отдела рукописей» – того Отдела бывшей Ленинки (теперь – РГБ), которым она руководила с 1952 года по 1976-й и который слыл в те годы одним их немногих культурных очагов. К нему тянулись гуманитарии – не только затем, чтобы поработать в читальном зале (он был открыт до позднего вечера, а также в выходные дни, чему давно уже трудно поверить), при всегдашней готовности сотрудников к деятельной помощи, но и послушать доклад или сообщение о новейших находках. До нее Отделом руководил, в 1944–1952 годах – один из лучших историков России П. А. Зайончковский, тогда – только что вернувшийся раненым с фронта. Он и создал в Отделе его неповторимую атмосферу, он и передал Отдел, уходя профессорствовать на истфак МГУ, своей молодой заместительнице, зная, что передает в надежные руки. — 290 —
|