|
Для св. Григория Нисского история есть одновременно дезинтеграция призрачного и интеграция существующего. Пришествие антихриста поглощает все разлагающиеся элементы, делает из них великий труп истории, кратковременно оживающий в последних судорогах, чтобы быть вверженным в огненное озеро; Парусия (Второе пришествие) Христа интегрирует то, что достойно пребывать в Царстве Божьем. Конец и начало перекликаются друг с другом через времена. Св. Григорий оставил нам это удивительное изречение: "Мы вспоминаем о том, что будет". Мы присутствуем сегодня при быстром и глубоком изменении недавно еще общепринятых идей. Никакой тип замкнутого имманентизма и гуманизма не пользуется серьезной поддержкой. Экзистенциальный подход в стиле Кафки или Камю[4] не претендует даже на то, чтобы быть философией жизни, но в лучшем случае является воспоминанием стоического героизма, в большей или меньшей мере сохраняющем улыбку перед абсурдом существования. Хайдеггер[5] (в своей негативной части) и творчество Сартра в целом будут пользоваться шумной славой только тот отрезок времени, который им предоставляет их собственный философский принцип: их концепция будет подвергнута "самоуничтожению" ("неантизации"). Еще преп. Максим Исповедник называл всякое отрицание мира нормативных ценностей "обессмертиванием смерти"[6]. В противоположность взглядам Симоны де Бовуар истинная свобода проявляется лишь в свободном принятии объективного и нормативного порядка ценностей, причем это подчинение царственно свободно, так как и сама свобода находится среди этих ценностей. Когда освобождает не Истина, внутренний мир человеческого существа закрывается. "Нераскрытая рука — это смерть", — говорит Леон Блуа, и человек ввергается в историческую "искусственность" и становится в существенном смысле "неподлинным". "Человек бесконечно превышает человека" — это изречение Паскаля означает, что смысл человека заключается не в нем самом, как в замкнутой монаде, но что определяющим для его сущности является мир ценностей, который указывает на человека как на трансцендирующего к Другому. "Человек есть то, что он делает" — эта формула экзистенциалистов верна лишь внутри. Читая Библию, отцы Церкви читали не тексты, а Живого Христа, и Христос с ними говорил; они принимали Слово как евхаристические хлеб и вино, и Слово открывало им глубину Христову. Их богословие являлось продолжением жизни в таинствах, выражением в соответствующих терминах пережитых ими богоявлений. В настоящее время вместо "эонической" мысли отцов, вместо пламени их видения, мы слишком часто видим работу книжников, которые добросовестно сидят над текстам и, подробно их разбирают и составляют статьи для богословских словарей, а не занимаются богословием. — 7 —
|